Как с Кэти?.. — подумалось ему. Или с Кэти он все же испытывал что-то иное?
— А ты темпераментный парень, — услышал он, застегивая пояс. — Жаль, что я тут ненадолго… Ну, приедешь в Нью-Йорк — заглядывай!
— Отчего ж не заглянуть, — пообещал Каргин и уже хотел добавить, что сделает это в будущем тысячелетии, но тут в кармане штанов раздался гудок мобильника. Вытащив его, он приложил крохотный аппаратик к уху.
Звонил Арада.
— Как сеньорита Мэри-Энн?
— Отдыхает после заплыва, сэр. Очень утомилась.
— Все в порядке?
— Так точно. Стою на страже, сэр. Акул и скатов в обозримом пространстве не наблюдается.
— Все равно, будьте бдительны. На пляж из рощи заползают змеи.
— Слушаюсь, сэр. Оружие на взводе, сэр, — отрапортовал Каргин. — В змею не промажу.
Мэри-Энн захихикала.
— Хью? Мой тощий обожатель?
— Он самый. — Дождавшись гудков отбоя и сунув мобильник в карман, он опустился на пол рядом с девушкой.
— Хью-хитрец, Хью-локач… — тихо промолвила Мэри-Энн. — Шьется который год… Под одеяло не лезет, церковь ему подавай, тощей крысе… — Она потянулась, забросив руки за голову. — А я — девушка честная! Под одеяло, может, и пустила бы, а в церковь меня не заманишь! Бобби, конечно, идиот, но я ему пакостить не стану.
— При чем здесь Бобби? — удивился Каргин.
— При том… — Ладошка Мэри-Энн коснулась его лица, погладила рубец под глазом. — А знаешь, хоть ты и киллер, а похож на Бобби… глаза такие же, и лоб, и волосы, но потемней… Рот другой, жесткий. И этот шрам… Украшает! Где ты его заработал, Керк?
— Шрам на роже, шрам на роже для мужчин всего дороже… — пробормотал Каргин на русском и пояснил: — В Боснии. Видишь ли, приняли нас за сербов и решили слегка побомбить. Так, для острастки…
— Нас — это кого?
— Роту «би», которой я командовал.
Синюю роту «гепардов».
Девушка рассмеялась.
— Разве бывают синие гепарды?
Каргин мог бы объяснить ей, что в армии подразделения обозначаются по всякому — и прозвищами, и буквами, и цветом; что буквы, цвет, а также номера, проходят по официальной части, тогда как прозвище необходимо заработать; что в этом есть определенный смысл, хоть не всегда понятный человеку невоенному: перед своими — отличить, противника же — запугать. Но тут припомнился ему Арада и, вместо длинных лекций по армейской психологии, он сказал:
— Согласен, синие гепарды — редкий случай. Такой же, как чернокожие шведы и рыжие аргентинцы. Хотя с Аргентиной я, наверное, не прав: страна большая, люди разные…
— Разные, — кивнула Мэри-Энн, натягивая майку. — Если ирландец постарается, будут тебе рыжие аргентинцы. Тощие, как крысы в мормонской церкви.
— Это что ж такое? Выходит, он твой кузен? — Каргин поднялся и свистнул, подзывая лошадей.
— Черт его знает… Слышала я, что дядюшка путался с мамашей Хью, актриской на роли в порнухе… Болтают разное… — Мэри-Энн ловко поднялась в седло. — С кем он только не путался, старый козел! Подсчитаешь, так позавидуешь… С турчанками и египтянками, испанками и ирландками, даже с японками… Может, — заключила она, — я вовсе не в папашу уродилась, а в дядюшку Патрика. Отчего бы и нет?
— А Том тебе, случайно, не племянник? — спросил Каргин, усевшись на мышастого.
Мэри-Энн захихикала.
— Если только случайно, киллер. Но эта… как ее… бабка его…
— Кику-сан.
— Да, Кику… Она была с ребенком, когда ее дядюшка купил. За четыреста долларов. Мать видела фотографию, а на обороте проставлены цена и год. Кику и ее трехлетний бэби… Красивая! Мать говорила…
— Постой-ка, — перебил Каргин, — выходит, этот бэби — отец Тэрумото?
— Выходит, но Патрик здесь ни при чем. Редкий случай, как говорила мама… Снимок датирован сорок шестым, в тот год Патрика перевели в Токио, а бэби уже большой. Конечно, Патрик мог на расстоянии постараться… из Лондона или из Москвы…
— Сильно его не любишь? — поинтересовался Каргин.
Они неторопливо пересекали пляж, оставляя за собой круглые отпечатки лошадиных копыт. Близился вечер, и длинные сизые тени от скал Хаоса протянулись по песку. С моря налетел игривый бриз, листья деревьев затрепетали, волны украсились белыми пенными барашками. Солнце скрылось за утесом, похожим на пирамиду майя, расплескав по жертвенному камню свою золотистую кровь.
— Сильно, — девушка закусила губу. — Знаешь, Керк, временами я думаю, что если б не он, ничего плохого с нами бы не случилось. Ни с мамой, ни с отцом… И Бобби, может, был бы другим… Все было бы о'кей… Да ладно! Черт его побери! — Она хлопнула ладонью по голой коленке. — Ну его в задницу, паука! Скажи мне лучше — выпить есть? Джин, виски… что угодно…
— Я же тебе говорил, что киллеры не пьют, — откликнулся Каргин. — Слишком опасно при нашей профессии. Печень пухнет, руки дрожат…
— Ну, у тебя ничего не дрожит, — заметила Нэнси и погнала вороную в гору.
***
Поздним вечером, собираясь на дежурство, Каргин вдруг ощутил острый приступ тоски. Замерев у окошка с поясом и кобурой в руках, он вгляделся в быстро темнеющее небо, где парил перевернутый серп месяца и мерцали первые звезды, потом отложил кобуру, извлек из кармана бумажник, а из бумажника — серую с золотом карточку.
«Кэтрин Барбара Финли, менеджер по работе с персоналом», — значилось на ней.
— В конце концов я тоже персонал, — произнес Каргин, обращаясь к изображенному на карточке орлу. — А раз так, имею право пообщаться с менеджером.