Он перевернул визитку, набрал на мобильнике номер и приложил аппаратик к уху.
Негромкий пульсирующий гул, будто тихие вздохи Вселенной, потом гудок — первый, второй… После четвертого раздался голос:
— Халло?
— Это я, ласточка, — вымолвил Каргин и внезапно почувствовал, как там, по другую сторону экватора, гулко ударило чье-то сердце. Секунду в трубке царила тишина, затем послышалось:
— Керк… Боже мой, Керк… наконец-то… — Еще секунда, и Кэти справилась с волнением, ее голосок окреп и зазвенел, как туго натянутая струна: — Целый месяц, Керк… почти целый месяц… ты… ты…
— Здесь, на острове, я не нашел пиратского клада, — произнес Каргин. — Меня определили в группу секьюрити при старом Халлоране. Платят прилично, но, думаю, все-таки меньше, чем менеджеру по работе с персоналом. — Он помолчал и добавил: — Я все еще небогатый парень, ласточка.
— Какое это имеет значение, солдат?
— Для меня — никакого. А для тебя?
По ту сторону экватора все стихло. Затем Каргину показалось, что Кэти всхлипнула — или, возможно, этот звук произвела Вселенная, безмолвный свидетель их разговора. Пустила слезу, печалясь о неразумии своих творений.
— Керк, милый… Ты знаешь, что скоро день рождения у Патрика?
— Да.
На миг блеснуло удивление — зачем она об этом говорит? Более важной темы не нашлось?
— Мэлори, члены совета директоров и всякие важные лица отправятся на Иннисфри. Два сенатора, акционеры ХАК, возможно — представитель президента… Будет несколько рейсов, и, может быть, мне тоже удастся прилететь. Если ты хочешь.
Каргин улыбнулся, прижал трубку к уху плечом и застегнул пояс с кобурой.
— Это было бы очень кстати. Но должен заметить, девочка, что у меня тут нет коттеджа и бассейна. Постель узкая, ванна небольшая и…
— Но мы ведь поместимся в этой постели? — перебила его Кэти. — Надеюсь, место в ней ты никому не обещал?
— Н-нет, — с запинкой промолвил Каргин. Это, в конце концов, было чистой правдой: Мэри-Энн развлекалась с ним на пляже, а не в постели.
— Тогда я постараюсь забраться в самолет. Даже если придется сидеть на коленях у одного из сенаторов.
— Выбери того, который постарше, а лучше наймись в этот рейс стюардессой. Я не доверяю сенаторам. Хотя, если они похожи на прилетевших недавно гостей…
— Ты про кого?
— Про Бобби Паркера и его херувима.
— Значит, Боб уже на Иннисфри… Я и смотрю, у нас как-то потише стало. Рыжая сестрица с ним?
— С ним, — пробормотал Каргин, охваченный муками нечистой совести. К счастью, дистанция в тысячи миль делала их не очень заметными для Кэти. Он дал себе слово, что не приблизится к Мэри-Энн на пушечный выстрел, но тут же, как эксперт в военном деле, взял его обратно. Иннисфри слишком небольшая территория, а современные пушки стреляют очень далеко…
— Отправляться мне нужно, девочка, — произнес он в трубку. — Я тут в ночном карауле, но если ты прилетишь, меня, думаю, подменят.
Иннисфри слишком небольшая территория, а современные пушки стреляют очень далеко…
— Отправляться мне нужно, девочка, — произнес он в трубку. — Я тут в ночном карауле, но если ты прилетишь, меня, думаю, подменят. Попробую договориться с одним хорошим парнем.
Кэти негромко рассмеялась.
— День ничем не хуже ночи, милый. Я прилечу, и позвоню тебе перед отлетом. Я знаю твой номер.
— Вот как? А почему же раньше не звонила?
— Девушки первыми не звонят. Это неприлично. Бай-бай!
В трубке снова раздался странный звук, однако не похожий на всхлипывание. Каргин ощущил губы Кэти на своих губах, послушал гудки отбоя, вздохнул и сунул мобильник в чехол на поясе.
Следующие пару дней он думал о встрече с Кэти, старательно избегал Мэри-Энн и размышлял о нравах миллиардерских семейств, но вскоре оставил последнее занятие. Оно казалось бесплодным и даже более того — опасным; оно подтверждало избитый марксистский тезис о развращающем влиянии богатства. С другой стороны, бедность вела к последствиям не менее жестоким, с поправкой на несущественный момент: одни давили ближних чтоб обладать миллионами, другие рвали глотки тем же ближним за гроши. Но результат был одинаков, и это подсказывало, что истина лежит посередине.
Но кто ее ведал, ту золотую середину? Во всяком случае, не Алексей Каргин, чья жизнь сломалась на грани двух эпох. Все, чему его учили прежде, в детстве и юности, стало теперь непригодным при новых порядках; авторитеты низринуты, идеалы разрушены, и нет им замены, и места в мире тоже нет. Он полагал, что в таких обстоятельствах не может судить ни богатых, ни нищих, поскольку личность его как судьи — понятие смутное. В самом деле, кто он таков, этот судья? Российский офицер Каргин, наследник подвигов и славы предков? Тот, кто присягнул отчизне, и кто готов пролить за нее кровь, отдать ей жизнь? Или Алекс Керк, наемник Легиона? Командир «гепардов», продавший те же кровь и жизнь по контракту, не родной стране, а чужакам?
Бесспорно, он не имел права судить. В нынешней ситуации ему полагалось руководствоваться не зыбким призраком идей, канувших в небытие, но вещами реальными, такими, как контракт и кодекс наемника. А этот кодекс гласил: служи, будь верен хозяевам и не суди их — по крайней мере, до тех пор, пока их нельзя уличить в нарушении обязательств.