— Неопределенные факторы риска… слишком неопределенные… Но ваши рекомендации, дон капитано, тоже определенными не назовешь. Вчера вы заметили, что надо изучить обстановку, а лишь потом принимать решения. Согласен! Теперь обстановка, я думаю, изучена в деталях, — он бросил взгляд на «ингремы» и груду запасных обойм. — Да, в деталях… И что же вы нам скажете?
— Скажу, что кое в чем согласен с вами. Лучшая тактика — сидеть, не высовываться, ждать… в крайнем случае — обороняться. Позиция наша практически неприступна, есть оружие, возможность маневрировать, плюс шестеро боеспособных мужчин. Трое — пожалуй, четверо — профессионалы, так что по-быстрому нас не взять. А время поджимает.
— Нас?
— Нет, их. Если продержимся день-другой, они уберутся. Пожалуй, уберутся… В конце концов, главная их цель достигнута. В сравнении с патроном, со старым Патриком, мы мелочь… Объедки с барского стола…
Бобби побагровел и дернулся. Аргентинец взглянул на него, прочистил горло, будто подавив смешок, и произнес:
— Если продержимся, уберутся… Вы в этом уверены, дон капитано?
— Смысл таких операций — секретность и быстрота, — пояснил Каргин. — За это заказчик и платит.
Он лег, вытянулся на бугристом каменном полу и смежил веки. Бубнящие что-то голоса отодвинулись, стали далекими, неразличимыми, потом совсем пропали, будто южная ночь, окутавшая Иннисфри черной шелковой вуалью, поглотила их и растворила в теплом влажном воздухе. Звуки ушли, сменившись снами. В снах Каргин блуждал в тропическом лесу, но не таком, как в кратере — лес скорее был ангольский, с чудовищными деревьями, чьи кроны уходили в небеса, а корни змеились по земле подобно объевшимся удавам. Корни мешали бежать, однако он чувствовал, что останавливаться нельзя, что в беге — его спасение; погоня шла по пятам, терпеливая и незримая, как нож убийцы, запрятанный в рукаве.
Кем были его преследователи? Наемниками Кренны? Черными бойцами хуту? Фанатиками-муджахедами? Солдатами Лорана Кабиле?
Этого Каргин не знал, но зрела в нем уверенность, что бой окажется последним, и потому, раз уж придется жизни лишиться, надо отдать ее подороже. Под руками вдруг очутилась винтовка, та самая, из бункера, затем и позиция нашлась — в развилке огромного дерева, рядом с дуплом, похожим на пещеру. Он взлетел туда как лист, гонимый ветром, не прилагая никаких усилий; лег у закраины дупла, прижался к грубой шершавой коре и начал озираться: кто выскочит из-за стволов, кого судьба пошлет под пулю. Первым хорошо бы командира взять, начальника… А кто у них начальник? Главный босс?
Едва он об этом подумал, как перед ним явился Халлоран — живой, здоровый и сердитый, в рамке из черепов и берцовых костей. Не человек, а портрет из журнала.
— Что ты знаешь о боссах, идиот? — прорычал он будто бы в самое ухо Каргину.
Не человек, а портрет из журнала.
— Что ты знаешь о боссах, идиот? — прорычал он будто бы в самое ухо Каргину. — И что ты знаешь об иррландцах? Иррландцы — великое дрревнее племя! Не то что славянские недоумки! Каждый иррландец — эррл с благорродной крровью…
Джунгли откликнулись: крровью, крровью, крровью… «Стрелять?.. Не стрелять?.. — раздумывал Каргин, лежа на своей развилке. — Сроду не убивал стариков. Опять же, не простой старик — хозяин, коему честью поклялся служить, с кем разговоры разговаривал! Близкий, можно сказать, человек, почти приятель…»
Не поднималась у него рука на Халлорана, никак не поднималась, а тот не успокаивался, кружил под деревом, орал:
— Прродай перрсам оррудия… Аррабам — верртолеты… Перрсам — стингерры… Прродай!.. Прродай!..
— Сам продавай, — буркнул Каргин, озлившись, и вдруг провалился в дупло.
Но было это не дупло — бездонная яма, пропасть. И он, сжимая бесполезную винтовку, падал в нее мириады лет, летел и летел, пока не сгорели и не подернулись пеплом все звезды Галактики.
***
Каргин проснулся внезапно, как если бы грянули набатные колокола или сработал тревожный сигнал, поданный Всевышней Силой. Не генералиссимусом-Творцом, но кем-то из его генштаба, каким-то сержантом или капралом, святым или ангелом-хранителем. Словом, тем, кому положено опекать воюющих и путешествующих.
Он сел и, прогоняя остатки сна, нащупал прислоненную к стене винтовку. Костер прогорел, в пещере царила кромешная тьма, и только в рваном проеме входа раскаленными углями мерцали звезды. Выходит, не погасли, пока падал, мелькнула мысль.
Рядом тихо посапывала Мэри-Энн, а еще слышался где-то в отдалении быстрый невнятный шепот. Других звуков Каргин не различал, будто все в пещере и ее окрестностях разом умерло или погрузилось в летаргический сон — такой, в котором не услышишь ни шороха, ни живого дыхания.
Поднявшись, он пристроил винтовку на сгибе локтя и направился к выходу, откуда и доносился бормочущий шепот и где маячила темная неясная фигура. Однако не Стила Тейта, которому полагалось дежурить в эту ночь — повар был коренаст и массивен, а силуэт, рисовавшийся на фоне звездных небес, принадлежал скорее человеку худощавому и узкоплечему. Он шевельнул рукой, в лунном свете блестнули золотые перстни, и Каргин догадался — Арада!