— До поры, до времени, дорогая, — ядовито заметил Паркер, приземляясь на стул рядом с Каргиным. — До поры, до времени. У всех твоих покровителей пролежни в мозгах, а из задниц уже сыпется песок. Когда высыпется весь, мы потолкуем об улицах и даже о панелях. Или я не прав?
Кэти, побледнев от ярости, хотела ответить чем-то не менее ядовитым, но Каргин накрыл ладонью ее стиснутые руки. Он был поборником дисциплины и привык к тому, что человека можно не уважать, но чин его и звание — совсем другое дело. Как говорил майор Толпыго со всей армейской прямотой, честь отдаешь не морде, а погону.
— А я ему подчинен? Я обязан вставать?
— Если пожелаешь, — пожала плечами девушка. — Но ты нанят Шоном Мэлори — службой безопасности, проще говоря, а она подчиняется только старику… то есть, я хотела сказать, мистеру Патрику Халлорану.
Диспозиция прояснилась, и Каргин, повернувшись к Бобу, взиравшему на него с каким-то нехорошим интересом, обматерил президента по-русски. Это заняло пару-другую минут, так как ненормативной лексикой он владел в совершенстве, как и положено всякому ротному командиру.
— Что это было? — поинтересовался Боб, когда список сексуальных привычек его предков подошел к концу.
Это заняло пару-другую минут, так как ненормативной лексикой он владел в совершенстве, как и положено всякому ротному командиру.
— Что это было? — поинтересовался Боб, когда список сексуальных привычек его предков подошел к концу.
— Это был великий и могучий русский язык, — объяснил Каргин. — Цитата из «Братьев Карамазовых» нашего гения Достоевского. В ней говорится о поганцах, грозящих юным девушкам панелью. — Подобрав с тарелки остатки салата, он осведомился: — Президент желает что-нибудь еще послушать? Скажем, из русской поэзии или из классиков марксизма?
Щечки Кэти порозовели. Вытянув длинные ноги, Паркер недовольно пожевал губами, нахмурился, потом буркнул:
— Сестра говорила, что ты неплохо стреляешь…
— Какая сестра?
— Рыжая стерва Мэри-Энн, — с усмешкой промолвила Кэти. — Та, которая много пьет, липнет к чужим парням и не желает отзываться на имя Нэнси.
— Было такое, — Каргин согласно кивнул.
— Послезавтра суббота, — Паркер резким щелчком сбил пылинку с пиджака. — Приходи в двенадцать к «Старому Пью». Постреляем.
Он встал и, не прощаясь, двинулся к проему в подстриженных кустах, обозначавшему выход из кафе.
— Фрукт, однако, — заметил Каргин после недолгой паузы.
— Самоуверенный болван, — пробормотала Кэти. — Наследничек…
— А другие у Халлорана есть? Дети там или внуки?
— Старик, я слышала, к женщинам был неравнодушен, но не женился и о прямом наследнике не позаботился. — Взгляд Кэти, скользнув по лицу Каргина, переместился на пальму, увитую лианой в алых цветах. — Бобби и Мэри-Энн — дети его сестры Оливии Паркер-Халлоран… Но это ничего не значит. Ровным счетом ничего.
— Не значит? Почему же?
Кэти неторопливо навивала на палец длинную каштановую прядь.
— Во-первых, потому, что могут найтись и другие наследники… я ведь сказала: к женщинам был неравнодушен… А, во-вторых, Патрик Оливию терпеть не может. Она младше на двадцать лет и родилась в четвертом браке его отца, Кевина Халлорана. Когда тот умер, Оливии было восемнадцать, а Патрик, закончив дипломатическую карьеру, стал править корпорацией, и было ему не до сестры… Она пустилась во все тяжкие, потом связалась с нищим баронетом из Йоркшира, Джеффри Паркером, который, как мне говорили, ее обобрал и бросил. А Халлоран британцев ненавидит. Ирландский националист, поклонник фениев… субсидировал ИРА [16] и, вероятно, субсидирует и сейчас. А кроме того…
Она замолчала, и Каргин, выждав минуту-другую, осторожно напомнил:
— Кроме того, есть и третье, так? И что же?
— Есть, и дело в Бобби. Старик уверен, что лишь настоящий мужчина может возглавить компанию, а Бобби…
— Бойскаут? Или плейбой?
— Не только. Глупец, фанфарон и самовлюбленный идиот… корчит из себя супермена… — Кэти передернула плечами. — Любитель патронов большого калибра, больших машин и толстых задниц. Может и свою подставить, не сомневайся!
Присвистнув, Каргин заметил:
— Я вижу, ты в курсе всех семейных дел!
— Если ты о пристрастиях Бобби, так в этом нет ничего секретного… — Девушка оперлась подбородком на переплетенные пальцы, продолжая глядеть куда-то мимо Каргина; лицо ее приняло задумчивое выражение.
— Видишь ли, Керк, я из хорошей семьи, но небогатой, и манна мне с неба не падала. Был один случай, был, да сплыл… А раз сплыл, то я решила, что позабочусь о себе сама. Найду богатого парня, вскружу ему голову и увезу в Венецию или в Париж… — Она вдруг лукаво сощурилась и заглянула Каргину в глаза. — Ты, случайно, не этот парень? Кажется, твой отец — генерал? Наверное, он человек богатый?
Каргин, расхохотавшись от души, поднялся.
— Выстрел мимо, крошка! Старый русский генерал — это тебе не новый русский! Много ран и орденов, а денег… — Выразительно пожав плечами, он подхватил девушку под локоток. — Ну, пойдем, пойдем… Пора трудиться.
Отец его был из кубанских казаков, служивших отечеству верой и правдой без малого два столетия, но кроме чести и упомянутых ран с орденами не выслуживших ничего. Ни у царей и царских полководцев, ни у партийных чинуш и самодержавных генсеков. Отец никогда и жаждал богатства, повинуясь иному императиву, ясному и четкому: солдат должен служить, сражаться и защищать. Что он и делал тридцать лет, пока не лишился пальцев на ноге во время штурма Панджшерского ущелья. За все труды и пролитую кровь он получил неплохую должность, вернулся на родину в Краснодар, служил там в штабе округа, но в девяносто шестом, когда закончилась чеченская война, подал в отставку. Каргин расспрашивал, зачем да почему, а отец отмалчивался, темнел лицом и лишь однажды, выпив водки, буркнул: орлы, мол, с лебедями и грачами не летают.