— Керк-сан думает, что надо бежать? Ночью? Захватить катер или яхту и уйти в море?
— Догонят и расстреляют. На судне мы будем как мыши в мышеловке.
— Есть еще вертолеты… — Том в задумчивости теребил губу. — Не их, а наши, те, что в ангарах рядом с электростанцией… Пять вертолетов.
— Не их, а наши, те, что в ангарах рядом с электростанцией… Пять вертолетов. Три двухместных, патрульных, и два больших, пассажирских. Если до них добраться…
— На патрульных нам не улететь, только на пассажирском. До Перу — тысяча миль, до Галапагосов — восемьсот… Далековато… Но есть и другие проблемы. Ты, к примеру, управишься с вертушкой?
— Нет. А ты, Керк-сан?
— Немного обучен. Не так, как настоящий пилот, но до материка дотяну. Жаль! — Каргин покачал головой. — Жаль, но это вариант опасный. «Грифы» — боевые машины, маневренные, быстроходные. Чтоб не догнали, нужна фора в три часа, даже в четыре. В противном случае… — Он полоснул ладонью по горлу.
— Как они нас найдут? Если взлететь ночью, пока темно?
— Найдут! У них такая штучка есть, радар называется. А еще — ракеты с системой самонаведения. Дальность — пятнадцать километров. Понимаешь, я…
Каргин смолк, чуть не проговорившись, что сам спланировал эту операцию, и что о «Грифах» ему все доподлинно известно. Об их тактических возможностях, скорости, вооружении, боезапасе… Он вдруг почувствовал злость, то ли на Тома, то ли на себя самого, и, чтобы скрыть замешательство, снова приложил к глазам бинокль. Темные фигурки перед обгоревшим флигелем исчезли, остался только длинный ряд покойников, которых он смог пересчитать. Тридцать два человека… Двенадцать женщин, двадцать мужчин… Хорошо хоть, детишек нет…
Терумото кашлянул за его спиной.
— Керк-сан…
— Да?
— Будем драться? Нет, я не так спросил… не так и не о том… На мне — долг перед семьей хозяина, гири и гиму, и я буду драться. А будешь ли драться ты? Патрик-сан мертв, и ты ничем не связан… и в одиночку ты сильнее всех. Я ведь помню, как ты провел нас через джунгли! Один ты мог идти вдвое быстрее… мог спрятаться и переждать, мог выжить… Прости мои сомнения, Керк-сан, но я думаю, что мы для тебя — обуза.
Каргин повернулся и оглядел японца с ног до головы.
— Про джунгли помнишь? А про болото у свалки? Что я тебе там сказал? Тогда, когда мы бежали в лес?
— Что наша работа не закончена, — пробормотал Том.
— Вот тебе и ответ.
С верхней дворцовой террассы неторопливо взмыли вертолеты, покружили над парком и потянулись в сторону кратера. Пора бы и вниз, решил Каргин. Позиция на вершине утеса имела свои преимущества, но у пещеры были свои — те же самые, что у мышиной норки.
Кивнув японцу, он начал быстро спускаться, пробираясь среди темных трещиноватых базальтовых глыб. На середине склона, приостановившись, спросил:
— Что такое гири и гиму? Гири похоже на харакири… Ты меня, Томо-сан, не пугай! Я тебе в таких делах не помощник — головы рубить не стану и не позволю живот вспороть.
Том усмехнулся.
— Пусть Керк-сан не тревожится, к этой национальной традиции я не склонен. Но я получил японское воспитание, а суть его — верность долгу. Гири и есть чувство долга, а гиму — обязанность, которую нужно исполнить. Человек чести помнит о собственных гири и гиму.
— Вот это уже понятней, — проворчал Каргин, ускорив шаг и направляясь к пещере.
Он загнал в нее своих подопечных как раз во-время, когда «Грифы» начали утюжить лесную полосу у скал, то и дело огрызаясь короткими пулеметными очередями. Они двигались зигзагом, от северной стены кратера до южной, потом обратно, и Каргин прикинул, что эта первая рекогносцировка будет завершена часа за три.
Они двигались зигзагом, от северной стены кратера до южной, потом обратно, и Каргин прикинул, что эта первая рекогносцировка будет завершена часа за три. Как раз к темноте. Было ясно, что операцией руководит умелый командир, такой, у которого все разложено по полочкам: сперва ревизия трупов, затем — поиск недостающих лиц. И пилоты его оказались парнями толковыми: над скалами зависали, над лесом шли помедленней, а над болотами — побыстрей. Болота, лужи и водоемы, примерно треть территории кратера, лежали в северной части, просматривались хорошо, и человек неопытный там спрятаться не мог.
Время тянулось час за часом, пока не спустились сумерки. Из пещер, пещерок и трещин серыми хлопьями взлетели нетопыри, повергнув в ужас Мэри-Энн; похожие на динозавров скалы будто сомкнулись за спиной, отгородив беглецов от моря и ветра; над краем восточных утесов поднялся бледный лунный серп, взглянул на заваленный трупами остров, поморщился и спрятался за облаками.
«Грифы» исчезли, стрекот моторов смолк, начал накрапывать теплый редкий дождик. Каргин велел раздать еду и по глотку спиртного, назначил в ночной караул Криса и Стила Тейта и минут двадцать скандалил с Бобби, пока тот не сдался и не швырнул повару свой «магнум». После чего лег спать, наказав, чтобы разбудили на рассвете.
***
Сон ему приснился мерзкий: все та же яма в афганских горах, только на этот раз закапывали его самого, и поверх стояли не муджахеды в приплюснутых шапках, а черные фигуры, с черными, скрывавшими лица масками. Он видел только их глаза и рты; глаза были серо-зелеными, с колючими, как острия штыков, зрачками, а рты — будто прорубленными ударом топора. Они глядели на Каргина, который стонал и ворочался в яме, и усмехались. Каким-то образом он помнил о другом сне, о том, про который рассказывал Росетти, капитан «гиен» — торжественная служба над генералькой могилой, папа, кардиналы и архиепископы — помнил и даже завидовал Росетти, которого хоронят с таким благочинием. Потом привиделся ему Перфильич: будто глядит на него сверху вниз, покачивает головой и говорит: ну, доигрался, парень, в своих заграницах? А вот пошел бы ко мне в «варяги», взял под себя Сокольники, похоронили б тебя по-людски, с салютом и оркестром… Ну и тех, кто тебя уложил, не забыли бы, насверлили бы дырок в разных местах… Меня еще не уложили, хотел сказать Каргин, но из горла вырвался лишь предсмертный хрип.