Перстней нет, сообразил Каргин, осматривая мертвеца. Значит, здесь они их настигли, и с мсье Умберто, ясное дело, не церемонились, ратифицировали договор на месте и взяли контрибуцию. А где же наша сеньорита? Могла ведь и удрать, пока с колечками возились… Девушка резвая, когда трезвая… Бегает получше референтов…
Он опустился на корточки, придерживая свисавший с шеи бинокль, коснулся слипшихся волос Арады, потом отдернул руку и вытер пальцы о штанину. Кровь была свежей и только начала подсыхать — значит, Хью последовал за Бобом Паркером совсем недавно. Минут тридцать-сорок прошло, если вспомнить африканский опыт. В жарких краях кровь сворачивается с удивительной быстротой.
Каргин поднялся, нащупал рукоять мачете, расстегнул кобуру и зашагал вниз по расщелине. Сорок минут — солидное время, можно двух сеньорит изловить, тем более на пляже и большой компанией. Одну уж непременно… Вот только зачем? Ловить, надрываться, потеть… Задачка-то простая, как с мсье Умберто: увидели — и пристрелили…
Сомнительный исход! Хоть люди Кренны не отличались альтруизмом, однако в девушек зря не стреляли, а также не душили проволокой и не развешивали на столбах. Как правило, резали глотки — но после, а не до. Такой поворот событий, при всей его неприглядности, подбадривал Каргина. Может, Мэри-Энн поймали, да не успели поразвлечься, а может, развлекаются сейчас — команда, как-никак, немалая. Может, скрутили, оставив на десерт, или приберегли начальству — Пирелли все же офицер, с законным правом первой ночи и сицилийским темпераментом. Такие очередь не уступают…
В общем, имелись варианты. Но, как говорится, надейся на лучшее, а готовься к худшему, и Каргин уже представлял растерзанную Мэри-Энн на залитом кровью песке. Лежит она где-нибудь у пляжных домиков с располосованным горлом, нагая, как праматерь Ева в день творения, и вьются над ней синие мухи… Или ползают крабы, отщипывая по кусочку здесь и там.
Лежит она где-нибудь у пляжных домиков с располосованным горлом, нагая, как праматерь Ева в день творения, и вьются над ней синие мухи… Или ползают крабы, отщипывая по кусочку здесь и там. То от грудки, то от аппетитной попки…
К счастью, он ошибся: она еще бегала, а вместе с нею — пара солдат. Этих двоих Каргин не знал. Один — повыше, темноволосый; другой — коренастый, с бритым черепом, блестевшим от испарины.
Вильнув последним изгибом, трещина, по которой он спускался, сомкнулась с соседней и вышла к пляжу широко раскрытым веером; песок в его основании загромождали камни, снесенные вниз в период дождей. Спрятавшись за этим валом, Каргин с мрачной усмешкой наблюдал, как два десантника гоняются за Мэри-Энн. Она имела определенный профит: кроссовки вместо тяжелых башмаков, солидная доза адреналина и порожденное отчаянием упорство. Зато солдаты были поопытней и повыносливей: отрезали ее от рощи и потихоньку теснили к морю и камням. Медленно, не торопясь — похоже, игра их забавляла.
Матч разворачивался шагах в двадцати от Каргина, и он, ощупав пояс, вытащил стальную звездочку и пистолет. Он мог с одинаковым успехом стрелять и метать сюрикены с обеих рук. Важный козырь, когда имеешь дело с двумя противниками.
Темноволосый остановился, расстегнул ремень, намотал конец на руку. Взмахнул — тяжелая бляха со свистом разрезала воздух. Нэнси тоже замерла — будто перепуганный кролик при виде непонятной, но внушающей ужас ловушки.
Коренастый, ощерившись в ухмылке, в свой черед потянулся к поясу.
— Пари, Рамирес? Кто курочку подобьет, тот первым и ощиплет?
— Ты уже проиграл, Хаммель.
Внезапно прыгнув к девушке, темноволосый хлестнул ее по ногам. Мэри-Энн взвизгнула и упала; на бедре, чуть выше колена, вздулся алый рубец. Ее вопль заглушил торжествующий рев коренастого. Он бросил автомат, подскочил в восторге и, шлепнувшись на песок, принялся расшнуровывать башмаки, приговаривая:
— Валяй, Рамирес, не задерживай… не в Гамбурге у потаскух… там время оплачено, трахайся до посинения, а тут живая очередь… по паре раз на брата, пока майор не высвистал… ты начнешь, а я закончу… ножиком… Помнишь — как тогда, в Кигали?.. С черной девкой?.. С той барменшей в аэропорту? Ох, и вопила!
Однако Рамирес не торопился, стоял над сжавшейся комочком Мэри-Энн, поигрывал автоматом, разглядывал ее с оттенком легкой брезгливости.
— Грязновата, Хаммель… Не окунуть ли разок? Та девка в Кигали хоть черная была, но мытая… — Он вдруг подмигнул Мэри-Энн. — Ну, что, попалась, быстрые ножки? Молчишь? А ты покричи, покричи… Услышит твой приятель, прибежит… Ведь прибежит, а?
— Буэнас диас, хомбре. Вот и я, — сказал Каргин, вставая.
«Беретта» коротко рявкнула, и темноволосый осел на песок; слева на его груди расплывалось красное пятно. Сюрикен Каргину не понадобился — Хаммель стягивал комбинезон и до оружия никак не мог добраться. Пару секунд, но этого вполне хватило. Правда, пришлось подойти и добить, чтобы не мучился — первая пуля попала в живот.
Спрятав «беретту» в кобуру, Каргин шагнул к девушке, поднял ее и как следует встряхнул. Глаза у нее были нехорошие — вот-вот закатятся.
— Идти можешь, сестренка? Нужно отсюда убираться. И поскорей!