— А ну-ка ша, не дёргаться, лапы в гору! Поедем вместе! Кому это не нравится, сразу на небо!
Нападающие не шутили — два «калашникова», вполне протокольные рожи, сумасшедшая решимость в шальных глазах… Ясно чувствовалось, что терять им было нечего. А кроме того…
Ну вот скажите, кого наш человек представит себе в качестве предводителя зэков, удравших из зоны? Романтическое меньшинство, полагаем, вообразит невинно-осуждённого, благородного, красивого и молодого. Практичное большинство нарисует себе кошмарного типа в стиле тех нескольких секунд из фильма «Джентльмены удачи», где гениальный Леонов играет не директора детского сада, притворившегося уголовником, а настоящего уголовника.
Так вот, как вам понравится в этом качестве… негр?
Тощий, плюгавый, похожий на больного гамадрила. А каким ему ещё быть, если просидел всю жизнь за решёткой?.. Об этом опытному глазу свидетельствовали белевшие на пальцах рук партаки: «Загубленная юность», «Отсидел срок звонком», «Свети вору, а не прокурору», «По стопам любимого отца». Партаки именно белели, этак зловеще, вызывая мысли о меле, пудре, хлорной извести и порохе. И еще почему-то о проказе. Держался негр, впрочем, с достоинством.
— Всем, сука, бля, сидеть на жопе ровно! — грозно рявкнул он по-русски, причём без малейшего акцента. — Вы все, сука, бля, теперь заложники! Заложники, такую мать, и дышать будете, как я скажу. — Он неожиданно расхохотался, пошёл по салону, приплясывая, вихляя всем телом. — А вдох глубокий, руки шире, приседайте, три-четыре…
Хмельное бешеное веселье испарилось как по волшебству, и весьма неожиданным образом.
Нет, он не получил по башке чемоданом от героического пассажира, хотя эффект был сходный. Негр увидел спутницу бородача — ту самую изнеженную кинозвезду — и остановился как вкопанный.
— Холера… Ты? — Вместо похотливого торжества, коего в данной ситуации вроде следовало бы ждать, вид у него сделался как у ребенка, у которого приготовились отнять любимую игрушку. — Дьявол! — огорчился он, шмыгнул носом, всхлипнул и торопливо двинул на выход. — Слышь, Харя, у меня дела. Дерзайте сами… — сплюнул, выругался ещё раз, спрыгнул на грейдер и припустил, как наскипидаренный, к лесу. — Ариведерчи…
— Эй, Чёрный, подожди. Притормози, Чёрный… — в некоторой растерянности покричал ему вслед Харя. Тоже выругался, вздохнул и повернулся к товарищам, державшим в руках автоматы. — Ну ты смотри, сука, бля, все запортачить и свинтить! Как есть в натуре вольтанутый. А, Ржавый?
— Чёрный болт, ниггер, что с него возьмёшь, — отозвался Ржавый. — У, обезьяна…
— Сам ты, кореш, жертва аборта, — вклинился в разговор третий, жилистый, татуированный и мрачный. — Кто вертухаев замалинил? [126] Кто буркалы их позорные отвёл, а? Кто с понтом собак уконтропупил? Кто…
— Ну всё, хорош базлать, — оборвал Харя. Выругался в незапамятный раз и обратился к пассажирам: — Всем сидеть на жопе ровно, не вошкаться, пакшами не махать, языками не чесать. Торбы, сидоры, погреба [127] и углы [128] к осмотру. Бабки, хавку, зелень и рыжьё в оркестр. Шмаляю без предъявы, калибр пять сорок пять…
— Бьянка, ты с ним что, знакома?.. — Рыжий бородач глянул вслед чернокожему, уже исчезнувшему за ёлками. — День свободы Африки, блин…
— Так, приватно познакомились в Америке, — манерно усмехнулась его спутница. Жутких зэков, приближавшихся по проходу, для неё как будто не существовало. — Кругом, знаешь ли, ядра летают, ужасный этот «Монитор» долбит, точно дятел… [129] Шум, гам, кровь, вонь. И тут он, в форме сержанта северян: «Разрешите, мэм, помочь вам донести эту корзину с кукурузой. Такие руки нужно беречь…»
— Ну и?.. — сделал страдальческое лицо бородач.
Бьянка улыбнулась ему, лукаво и благосклонно:
— Ну и. Вечером, Песцов, вечером доскажу.
Тем временем негодяи не мешкали: затащили в автобус обмякшего, окровавленного водителя, симулянт в трусах сел за руль, а Харя с товарищами понесли вдоль прохода здоровенный раскрытый баул, куда было велено кидать деньги, драгоценности, телефоны и жратву.
Автобус ожил, задёргался, развернулся и поехал назад — в сторону железной дороги. Не в Пещёрку же беглецам, действительно, было ехать?
Напряжённо сидевшая Оксана непроизвольно дёрнулась, когда бандиты внезапно остановились и восторженно заорали:
— Ну, сука, падла, бля, ведь это же… Это же… Это же сам его такое-то и такое-то величество главный кум майор Колякин!!!
Они увидели пассажира, предположившего, что Тихона постигла безвременная кончина.
— Вот и свиделись, мент поганый… — Харя вдруг перешёл на одышливый шёпот, прозвучавший невероятно зловеще: — Помнишь, как прессовал меня, трюмил, [130] в душу плевал? Ну так будет тебе нынче оборотка… Эй, ребята, что будем делать с гражданином начальником? Начнем с начала или с конца?
— Не надо, Христом Богом прошу, не надо… — залепетал обречённый «гражданин начальник».
— Я ж не сам по себе… при исполнении… под приказом хожу… — Колякин побледнел, покрылся потом, глаза налились животным ужасом. — Наши, если что, не простят… найдут… из-под земли достанут…
— А мы тебя присыпать и не станем, в дерьме потихоньку растворим, [131] — с ухмылкой оборвал его Харя. — А прямо сейчас… на четыре кости поставим, накормим узлами… [132]