Тем временем приготовления закончились и группа пошла внутрь — подполковник, трое бравых омоновцев и Нигматуллин. Причём он, как положено штрафнику, двинулся первым — искупать кровью. Варенцова тоже пошла, прихватив на всякий случай электронную дубинку. Поднялись на крылечко, открыли дверь и внутренне ахнули — ну и ну… Дом у доктора Чартоева был действительно как крепость. Мало того что за высоким забором, не говоря уже о собаках, так ещё и со специальным тамбуром, представлявшим собой, представьте, террариум. С особым подогревом, бассейном, искусно оборудованными укрытиями…
— Эй, мадам начальник, крутите головой, — услышала Оксана голос Нигматуллина. — И смотрите под ноги. Тут масса интересного. Видите, какая красотуля… — Он уже упаковывал в мешок недовольную коричневую гадину. — А зовут ее гая. Да, Клеопатра была женщина со вкусом… [73] — Тут он глянул в угол и закричал: — Эй, граждане начальники, осторожней! Сейчас брызнет!
Он знал, о чём говорил. Двое омоновцев, зафиксировавших прикладами кобру к полу, дружно выругались и отшатнулись, гая тем не менее густо окатила их… нет, не ядом, а испражнениями.
— Вот, мадам начальник, извольте видеть прозу жизни, — с ухмылкой прокомментировал Нигматуллин. — Посмотреть, кобра — благороднейшая змея, а если глянуть в корень — простой засранец уж. Те тоже в случае опасности не задумываются… Осторожнее, не подходите вон к той красавице в углу. Очень даже может брызнуть… и, поверьте, не дерьмом…
Так они и продвигались потихоньку вперёд. Террариум у доктора Чартоева был основательный, не менее чем на пару дюжин персон, и теперь это всё ползало где хотело. Наконец поднялись на второй этаж, вошли в личные апартаменты хозяина… Здесь явно что-то искали — царил жуткий бардак, а посередине красовался сам доктор Чартоев. Практически голый, окровавленный, с переломанными костями.
Вначале его пытали, причём с явным знанием дела, а потом убили, да не из пистолета в висок, — раздавив грудную клетку, словно на червяка наступили.
— Вот тебе и змеи. Не помогли. — Нигматуллин вздохнул, повернулся к Варенцовой. — Мадам начальник, нужно принимать меры. Чистить дом, изолировать двор. А то расползутся. И не дай Бог размножатся. Египетская кобра, к примеру, без претензий — кушает и жаб, и лягушек, и мышей. И летом очень активна. А в античные времена ее укус использовался для казни осуждённых к смерти. Я надеюсь, достаточно доступно излагаю?
— Вполне, — кивнула Варенцова и поманила пальцем подполковника. — Выставляйте оцепление вдоль забора. Чтобы чартоевские любимцы не разбежались…
Однако, честно говоря, змеи её интересовали постольку поскольку. Главное — доктор Чартоев, точнее, обстоятельства его смерти. Кто и как прошёл сквозь двор с собаками, разбил обиталище кобр и учинил хозяину допрос с пристрастием, причем в жесточайшем цейтноте? Чем убили охранников в служебной машине? Почему у потерпевшего на ногах лишь один ботинок — левый, а правый бесхозно валяется в углу, и куда делся из него шнурок? И что за кутерьма с законами физики встретила её во дворе?..
И вот тут, озираясь в окровавленной комнате, Варенцова заметила на высоченном шкафу пушистый ярко-рыжий комочек.
Она указала на него Нигматуллину:
— Сожрут?
— Обязательно, — кивнул герпетолог. — Змеи отличные верхолазы. И без церемоний. Им главное, чтобы была голова. Головы нет, с какой стороны заглатывать?..
— Перебьются! — разозлилась Варенцова, придвинула стол и с лёгкостью забралась наверх. — Киса, киса, иди-ка сюда…
Суровые омоновцы, отважный подполковник и даже штрафник Нигматуллин забыли про змей и дружно уставились на Варенцову, так по-женски занявшуюся обречённым зверьком. А котёнок посмотрел ей в глаза, перестал испуганно шипеть и вдруг доверчиво пошёл — огненным хвостатым подарком прямо в руки.
— Ах ты маленький, — умилилась Варенцова и спрыгнула на пол. — Не отдам я тебя никаким змеям… — Устроила котёнка за пазухой и направилась к выходу. — Товарищ подполковник, по окончании жду доклада.
Прошла через двойной кордон, открыла дверь машины.
— Рыжий, товарищ подполковник, это хорошо, к деньгам, — одобрил прапорщик-водитель.
Уставший бояться котёнок уже пригрелся и мирно спал.
Варенцова осторожно погладила пальцем беленький носик, передала «пассажира» прапорщику и только собралась присесть сама, как увидела снаружи знакомое лицо. Симпатичное, мужественное, на редкость решительное. И очень расстроенное. У машины стоял её бывший подчинённый, когда-то капитан, экс-старший опер Толя Воробьёв. Некогда уволенный из родного ведомства со страшным скандалом — по служебному несоответствию. Собственно, дело могло кончиться для него существенно хуже, но не кончилось — молитвами Варенцовой. Благодарный Толя назвал новорождённую дочурку Оксаной и пропал с горизонта, но не по жизни, — подался в охранный бизнес. И вот надо же, тесен мир, встретились.
— Привет, Толя, — подошла Варенцова, кивнула в сторону «четверки». — Твои?
— Господи, Оксана Викторовна, сколько лет, сколько зим… — Толя поцеловал протянутую руку, горестно вздохнул. — Мои. Васька всю Чечню прошёл, три командировки, и хоть бы хны.
— Мои. Васька всю Чечню прошёл, три командировки, и хоть бы хны. А тут…
— Слушай, Толя, — нахмурилась Варенцова. — Ты ведь с клиентурой-то работаешь, наверное, нужно знать, кто платит деньги, а?