— Слушай, сына, отпусти-ка ты меня… Я устал и жрать хочу. Потом в гараже подкрашу.
— Чего-чего? — обиделся Козодоев, понявший, что прямо сейчас ничего у него в кармане не зашуршит. — Что за фамильярности?
— Да просто у меня сын тоже прапорщик, — не смог сказать поганое слово «был» Наливайко. — И по годам…
Нет, сейчас Ванька был бы на двадцать лет старше и уж как пить дать с погонами полковника на плечах. Так и говорил: «Закончу эту мясорубку, батя, и в училище, решено. Это, батя, моё — земля и небо…» В какой земле теперь его тело, на каком небе — душа?..
— На жалость бьёте? — прищурился Козодоев. — Всё, приехали, хватит, снимайте номера.
— Надо тебе, сам и снимай! — ощерился Наливайко.
Плюнул, отвернулся и не стал смотреть, как страж дорог с готовностью вытаскивает ключ и сноровисто откручивает номера.
Не в первый раз…
— Значит, так, — выпрямившись, подвёл итог Козодоев. — Вашу дальнейшую судьбу будет решать замкомбат. Приём завтра с шестнадцати тридцати, девятый кабинет.
Хмыкнул, дескать, не захотел по-хорошему, будет тебе по-плохому, отдал честь, залез в свою «десятку» и отчалил.
«Вот гад», — глянул ему вслед Наливайко, погладил по капоту верный «Уазик» и поехал домой.
Дома было хорошо.
Наливайко открыл дверь, и в колени ему тотчас уткнулся широченный лоб, а рука сама собой легла на косматый чёрный загривок. Куцый хвост возбуждённо вибрировал, кобелина урчал, пыхтел и постанывал от восторга. Как всегда, он загодя почувствовал приближение хозяина и встречал его у порога.
Когда есть дом и дома нас ждут — всё остальное тьфу, плюнуть и растереть. И «аннулирование» на работе, и дорожную неприятность. «Да зарасти оно лопухами, куплю билет и к Эндрю в гости поеду. А машина… Вон люди всю жизнь без машин живут, и ничего, как-то обходятся…»
В прихожей пахло знакомыми духами, а из кухни тянуло курочкой, запекаемой в тыкве.
— А, учёный муж пришёл, — приветствовала Тамара Павловна прокравшегося на запах супруга. — Тебе окрошки сейчас или Мотю своего подождёшь?
Для каждого из них это был второй брак. И… удивительно удачный. Он — огромный, патологически прямолинейный, и она — миниатюрная, гениально дипломатичная. Зря ли говорят, что противоположности притягиваются?
— Ох, мать, сегодня ж четверг, — хлопнул себя по лбу ладонью Наливайко. — Естественно, подожду. Только кваску хватану и Шерхана выведу, а то с утра, бедный, сидит…
Мотя, он же Матвей Иосифович Фраерман, был другом детства и одноклассником Наливайко. Так уж получилось, что после школы жизнь их не развела, а, наоборот, сблизила. С чего повелась традиция, никто из них теперь, наверное, припомнить бы не смог, но факт оставался фактом — Матвей Иосифович наведывался к Василию Петровичу еженедельно по четвергам, лет уже не менее десяти.
— Зачем они газируют квас? А автоматы с газировкой убрали. — Наливайко отпил, нахмурился, похлопал по холке Шерхана. — Ну давай, брат, тащи ошейник. Гулять!
— Что-то ты, Васенька, сегодня не в духе, — отложила кухонный нож Тамара Павловна. — Случилось чего, а, учёный муж?
Скрывать от неё что-либо было заведомо бесполезно, да Наливайко и не пытался.
— Во-первых, — сказал он, — официально я уже не учёный муж. Выгнали меня, Томочка. Чтобы не мешал двигать науку. А во-вторых, его благородие старший прапорщик Козодоев изволили снять номера с «УАЗа». За то, что я, старый пентюх, стольничка ему не поднёс…
— Ох, Васенька, жадина ты говядина… — Тамара Павловна тщательно, точно у себя в кабинете, вытерла руки и взялась за телефон. — Алло, Николай Фёдорович? Здравствуйте, это Тамара Павловна, как у вас дела? Что, почти получилось?.. Ну, поздравляю, надо продолжить курс… Нет, завтра, видимо, не получится, надо в ГАИ с мужем идти, а это, сами знаете, на целый день эпопея… Что? Да нет, номера сняли… Запомнил, старший прапорщик Козодоев… Правда? Нет, в самом деле? Большое спасибо, Николай Фёдорович… Значит, завтра в десять… Ну конечно, всё у нас получится. Спасибо, вам тоже… До свидания, супруге привет.
Тут надо сказать, что Тамара Павловна служила по медицинской части и считалась едва ли не лучшим в Питере специалистом по мужской состоятельности.
Спасибо, вам тоже… До свидания, супруге привет.
Тут надо сказать, что Тамара Павловна служила по медицинской части и считалась едва ли не лучшим в Питере специалистом по мужской состоятельности. То бишь держала в своих маленьких и чутких руках счастье, понимание, психологический комфорт и — не побоимся этих слов — основы государственности, права и политики. И, видит Бог, очень крепко держала…
«А ещё говорят, будто на чужом хрену в рай не въедешь…» — повеселел Наливайко.
Матрона и князь
На заводе было очень нехорошо. Вернее, очень нехорош был сам завод. С покосившимися воротами, неработающими цехами и впечатляющим пожарищем на месте склада горюче-смазочных материалов. Всё — старое, отработавшее, пережившее свой век. Такое добро и приватизировать-то страшно, разве только в качестве территории, на которой, расчистив её, можно заново отстроить нечто толковое. И первые ростки новой жизни, кажется, пробивались, причём инкубатором ей служили боксы ремзоны. Здесь жизнь просто кипела: с руганью звенела инструментом, двигала рихтовочными молотками, страшно шипела сжатым воздухом, резала и шила электросваркой металл. Лихо наяривали «болгарки», мерно постукивал компрессор, брызгали снопами искры, за версту воняло растворителем. Здесь автомобильные Айболиты в опрятных комбинезонах реанимировали и подлечивали железных коней. Шум, гам, суета, общение с назойливыми наездниками. И никто сразу внимания не обратил на подошедшую тётку. Баба как баба, не банкирша при «Лексусе», но и не сирота при собесовской «Оке». Поставить такую рядом с подержанным «Пассатом», и будет как раз. Однако уже через минуту один из кудесников, выглянувший подышать из красильни, отложил снятый респиратор и подошёл.