— Салям.
— Салям, салям. — Семён кивнул и стволом автомата показал на поклажу. — А там что?
Двое сноровисто скинули тюки, развернули их… обычный крестьянский скарб. Подтянувшиеся бойцы прослушали на всякий случай миноискателем. Ничего. Никаких стволов, взрывчатки или ракет, которые запускают с плеча. Обшмонали самих крестьян — тоже всё по нулям.
— Чёрт, — вполголоса выругался Семён, когда вертолёт опять поднялся. Вздохнул и виновато посмотрел на Лосева. — Голяк.
Сколько пролетели, сколько топлива сожгли. А где результат?
— Ладно, не бери в голову, — подмигнул Леонид. — Это же лотерея. Ну не попёрла карта сейчас, на следующей сдаче придёт.
Леонид знал, что говорил, — он был опытен, много летал и имел солидную практику в «свободной охоте», когда сам ищешь противника и сам его уничтожаешь. Попробуй-ка вычисли, пойдёт караван или нет. Это не знает заранее даже полевой командир, который отвечает за его безопасность. Решит он, к примеру, вести караван, а его личная разведка докладывает о непонятной активности на маршруте. И всё, никто никуда уже не идёт. Маршрут закрывается, пока в районе тихо не станет. А когда станет тихо-то? Один Аллах знает, ибо велик. А ты тут летай, ставь засады, сиди под палящим солнцем на днёвке, кури в кулак, мочись под себя, жди у моря погоды. Того самого дождичка, который в четверг… Потому-то и перехватывается из каждых десяти караванов только один.
— Да понимаю я, Лёня, — махнул рукой Семён, вздохнул, мрачно посмотрел, как вертолёт проскочил зелёную зону, понёсся над пустынным предгорьем… и неожиданно кивнул Леониду: — Правда твоя, жизнь — игра. Смотри!
Посмотреть было на что. Внизу поднимали облако пыли две барбухайки. Барбухайки — это афганские грузовики с высокими будками, сплошь расписанные орнаментом, увешанные кистями, бубенцами и колокольчиками.
Внизу поднимали облако пыли две барбухайки. Барбухайки — это афганские грузовики с высокими будками, сплошь расписанные орнаментом, увешанные кистями, бубенцами и колокольчиками. Символические знаки, цитаты из Корана, подвески и всё такое прочее должно было, согласно поверью, умиротворять горных духов, отводить недобрый глаз и выручать в непогоду.
Оба грузовика были забиты ящиками, мешками и внушительными тюками… Может, это он и есть, подарок судьбы?
— Ну что, садимся! — не спросил, приказал Семён, бортстрелок дал очередь, сразу принудившую автомобили встать.
Леонид, присмотревшись внимательнее к местности, недовольно пробурчал:
— Ну да, мы же русские, кое-где узкие… Влезем.
Действительно, «пчеле», с её двадцатиметровым несущим винтом, было тесновато в ущелье, где стояли барбухайки, ну да где наша не пропадала…
Неподалёку на высотке ведомый вертолёт уже высадил прапорщика Наливайко с группой огневого прикрытия. Так, на всякий пожарный, на случай внештатной ситуации при досмотре.
— Ну, Лёнь, давай, — прошептал Семён, и в это время проснулась рация, на связь вышел сам комбат:
— Ноль первый — пятому…
Семён только чертыхнулся про себя:
— Слушаю!
— Бросай всё и двигай в квадрат двадцать семь — семнадцать. Там духи блокировали «нитку», [8] есть трёхсотые [9] и двухсотые. [10] Десантируйся и вступай в бой. Помощь воздухом и бронёй туда уже пошла… Как понял меня, Писец?
— Понял вас, ноль первый, исполняю, — заскрипел зубами Семён, выругался про себя и поднял глаза на Лосева. — Ну ты глянь, как не везёт. Прям чёрная полоса.
— Да, жизнь тельняшка, — согласился тот, хмуро наблюдая, как «крокодил» сопровождения резво уходит в квадрат 27-17. Мгновение подумал и вдруг заговорщицки подмигнул. — Ладно, не переживай, присядем. За минутку управишься?
Семён так и расцвёл благодарной улыбкой:
— Управлюсь, Лёня, управлюсь, дорогой! Дурное дело не хитрое…
Тем не менее внутри он был собран и насторожен. Ох, тесно в ущелье, маловато места, ухо нужно держать востро. Как бы из охотника не превратиться в дичь…
— За мной! — пулей, едва колёса коснулись грунта, вылетел он из люка вертолёта… и тотчас понял, что за минуту не управится, — боковым зрением засёк оранжевый, огненно-дымный шлейф, тянущийся в небо. Стингер!
Тут же со скалистого уступа по позиции прапорщика Наливайко дробно заработал пулемёт, судя по звуку, крупнокалиберный, «сварка», [11] а в кузове одной из барбухаек появилась увенчанная шишаком гранаты труба гранатомёта РПГ.
— Падай, сына, падай, — потянул Семён на землю выскочившего из вертолёта радиста, крякнув, упал сам и выпустил очередь по гранатомётчику, засевшему среди тюков. — Сука! Падла!
Поздно. Грохотом ударило по ушам, густо обдало жаром, резко встряхнуло мозги… Так, что перед глазами темнота, в горле дурнотный ком, из носа и ушей кровь…
— Чёрт, — разлепил глаза Семён… и увидел горящий подбитый вертолёт, тело пулемётчика Калибра, объятую жарким пламенем кабину пилотов…
Это топливо из разорванного дополнительного бака ставило точку на жизни Лёни Лосева.
Чадную, жирную и страшную.
Вертолёт, высадивший группу Наливайко, ломая лопасти, кувыркался по горному склону. Со стингером, да в упор, шутки плохи: что выпускай тепловые ловушки, что не выпускай…
Было очень похоже, что фортуна расставила старшему лейтенанту Песцову медвежий капкан, только он об этом не думал. Он вообще не думал сейчас ни о чём — действовал на автомате, и только поэтому был до сих пор жив.