И всё шло своим чередом — до сегодняшней ночи. В час пятнадцать по московскому времени сработала милицейская сигнализация, а в доме пропал свет. Прибывшая по вызову группа захвата обнаружила жуткую картину: оба сотрудника «Русского щита» были разрублены до крестца. Заодно с крышей «четвёрки». Машина словно попала под гигантскую, бритвенно-острую гильотину. А вот с домом, похоже, всё было в порядке — ворота на запоре, следов проникновения никаких… Свет, правда, действительно не горел…
Гэзэшники вызвали подмогу, а с пульта уже дали знать в «Русский щит» — мол, коллеги, у вас беда, два «двухсотых».
А вот с домом, похоже, всё было в порядке — ворота на запоре, следов проникновения никаких… Свет, правда, действительно не горел…
Гэзэшники вызвали подмогу, а с пульта уже дали знать в «Русский щит» — мол, коллеги, у вас беда, два «двухсотых». Скоро у ворот начал собираться народ. Дежурный по УВД, гэзэшное начальство, опергруппа, деятели из «Щита»… Странно, но свет в соседских окнах горел вовсю. Только дом доктора Чартоева как вымер. Сам доктор к телефону не подходил, и собаки во дворе почему-то не лаяли на шум за воротами… Вот это ужасно не понравилось гэзэшному начальству. Немедленно был отряжен проворный старшина, он перелез через забор, открыл ворота и только-то и смог сказать:
— Там… там… там… Ой…
Там — это во дворе. Там лежали свирепые сторожевые кавказцы. Не просто убитые — нашинкованные, порубленные в капусту.
— Эй, хозяин… — Дежурный по УВД постучал в окошко, ещё на что-то надеясь.
Ответа не было. Он тронул дверь, и она оказалась незапертой.
Принесли из машины фонарик — очень надёжный, на светодиодах, с рычажком и динамкой.
Однако ритмичные движения рычажка никакого света не произвели. Участковый плюнул, выругался, вытащил зажигалку, стал щелкать… с тем же успехом.
Всё же вдвоём с дежурным они двинулись в дом. Летняя ночь в окрестностях Питера — узоры вышивать, может, и не получится, но дверь от стенки уж как-нибудь отличишь…
Прошла, может быть, минута, и в доме закричали. Внезапно, страшно, бешено, дико, на пределе связок. Казалось, не человек кричит, а ревёт подраненный зверь. Секундный перерыв — и крик повторился. Ещё более страшный, какой-то обречённый, агонизирующий. С грохотом открылась дверь, послышался стон и показался участковый. Он шёл нетвёрдо, покачиваясь, словно зомби. По его рукам, закрывшим лицо, стекала мутная жижа. Следом появился дежурный, замер на крыльце, подломился в коленях и сполз по ступеням.
— Гады, — чуть слышно шептал он. — Гады, гады…
— Свет!!! — заорал только что прибывший подполковник. — Дайте свет, хоть умрите! И быстро врача!..
Подбежал судмедэксперт, глянул, нахмурился:
— Слушайте, да это змея!
— Какая змея?..
— Не знаю какая, но обоих точно надо немедленно в больницу, к специалистам по змеиным укусам! Ох, глаза бы сразу промыть, но чем — не берусь… Да, и хорошо бы змею прихватить! Чтоб не намудрили с антивенином! [71]
Тем временем начали давать свет. Открыли нараспашку ворота и стали загонять во двор «УАЗ» с зажжёнными фарами. Русский джип бодро тарахтел за периметром, во дворе же — сразу заглох. Выкатили наружу — снова завёлся… Так его от греха подальше и оставили у распахнутых ворот, включили дальний свет и фару-искатель… И заметили, что свет, попадая во двор, сразу терял силу, тускнел, словно увязал в какой-то субстанции. С какой стати?.. А с такой же, наверное, с какой в доме Чартоева вместо понятных человеческих гадюк появились какие-то адские твари.
— Ох и ни хрена же себе… — выразил всеобщее мнение подполковник. Всем было жутко.
Когда приехала Варенцова, у ворот было людно. Ждал своего часа ОМОН, кучковалась милиция, стоял «Апельсин», [72] вызванный по запарке и никому, как выяснилось, не нужный. Царила странная растерянность — первым во двор идти никто не хотел.
Царила странная растерянность — первым во двор идти никто не хотел.
— Здравствуйте, товарищи, — поздоровалась Оксана. — И кто же здесь у вас старший?
Старшим оказался подполковник. И только-только он начал рассказывать ей нечто годившееся в основу сценария тысяча второй серии «Секретных материалов», когда, отметая подполковничий бред, свет фар вдруг ярко озарил дом, а в самом доме на первом этаже приветливо зажглись окна. Классические законы физики опять вступили в свои права. А тут ещё и подлетела машина с мигалкой, доставившая спеца по змеям — подследственного спекулянта змеиным ядом Рената Вильямовича Нигматуллина.
— Будем заходить, — велел подполковник. — Готовьте группу, лично поведу. Не впервой…
Тем временем подследственный Нигматуллин, безошибочно угадав в Варенцовой самого главного начальника, проникновенно говорил:
— Ну поимейте же снисхождение, мадам начальник, отпустите домой по подписке. Ну куда я денусь с этой вашей подводной лодки. Я просто старый больной кандидат герпетолог из воспетого ещё Лермонтовым Пятигорска. Кобра меня кусала три раза, габонская гадюка — четыре, песчаная эфа — пять. А как меня кусала гюрза! О, если бы вы только знали, как меня кусала гюрза! Это произошло в горах, вдали от людей, на высоте двух вёрст над уровнем моря. Из носу у меня пошла кровь, из глаз у меня пошла кровь, и вообще из откуда не надо у меня пошла кровь. Но я не растерялся, я развел костер, поставил чайник, высыпал туда пачку чаю и пил, пил, пил, пил. И лишь одна мысль в больной голове: чтобы не образовался тромб в сердце. В моем старом больном, бешено бьющемся сердце…