— Васнецов умер… всё матушку звал… — Шмыгнул носом и, горбясь, пошёл прочь, тронув непроизвольно «смертник» [14] в своём нагрудном кармане…
— Ну вроде всё, — закончил процедуру Наливайко, вздохнул, глянул испытующе на Песцова. — Ты как, командир? Может, промедолу?
— А ну его на фиг, а то будет всё как в тумане. Потерплю, — отмахнулся тот здоровой рукой, вытащил карту-«километровку», прищурил глаз. — Мыслю, надо выдвигаться в квадрат двадцать семь — семнадцать, выполнять боевой приказ. И так уже дров наломали, без грыжи не унесёшь.
На душе было темно. Да, вот он «результат», в кузове грузовика — стоит руку протянуть. Но какой ценой? Стоит ли оно того?..
— Так… — посмотрел на карту Наливайко, засопел и сделался похож на Тараса Бульбу после кульминации с Остапом. — Двадцать семь, значит, семнадцать?..
Топография не радовала. Зелёнка, жилая зона, сплошные кишлаки.
Да, вот он «результат», в кузове грузовика — стоит руку протянуть. Но какой ценой? Стоит ли оно того?..
— Так… — посмотрел на карту Наливайко, засопел и сделался похож на Тараса Бульбу после кульминации с Остапом. — Двадцать семь, значит, семнадцать?..
Топография не радовала. Зелёнка, жилая зона, сплошные кишлаки. Беда, гадюшник, рассадник. Туда хорошо двинуть на облёт, засадить по каравану… Пришел, увидел, победил. И убрался. А вот в одиночку колесить там по дорогам… По дорогам, где не стесняются стопорить охраняемые колонны…
— Именно, — подтвердил Песцов. Спрятал карту, выбрался из будки, зашёл машине в хвост. — Шестаков, ну что там в коробочке? Дельное что есть?
Уверенно спросил, без тени колебания. Чтобы наш боец да не посмотрел, что везём?
— Полным-полна коробочка, товарищ старший лейтенант, — отозвался давешний белобрысый. — Цинки к апээмам, выстрелы к РПГ [15] седьмым, гранаты к агээсам, «мухи», [16] «лепестки». [17] Всё наше, — он даже кашлянул, — как со склада. И ещё си-си. [18] Хоть залейся.
Действительно, бойцы, не смущаясь присутствием мёртвых тел, отхлебывали шипучку из буржуазных банок и грызли галеты из отечественного НЗ. На войне поневоле становишься философом — кому жизнь, кому смерть. А чтобы жить, нужно есть и пить…
— Си-си — это славно, — подошел Наливайко, принял баночку из солдатских рук, с шипением открыл. — Хоть от жажды не помрём…
Тёплая си-си пенилась и была похожа на напиток «Буратино».
— Значит, так, — Песцов тоже взял шипучки, жадно отпил, — набиваем рожки, снаряжаем ленты агээса, готовимся к бою. Духи отсюда в пятнадцати верстах — взяли в оборот нашу колонну. А на помощь воздухом надеяться нам нечего: похоже, начинается конкретный сложняк. [19] Так что вперёд, славяне.
— Есть вперёд, товарищ старший лейтенант, — вразнобой отвечали славяне и отхлебнули ещё си-си.
Всё, что надо, они уже снарядили и забили и только потом взялись за лимонад. Ибо были не дурее своих отцов-командиров и знали: на войне, чтобы жить, нужно убивать…
А погода, как и было обещано, портилась — налетел ветер-«афганец», закрутил пыль столбом, пригнал слоистые плотные облака.
— Ну всё, поехали, давай веди, Ваня, — усадил Песцов за руль обрадовавшегося Наливайко, сам устроился рядом баюкать раненую руку, «Датсун» со скрежетом тронулся, попылил дальше.
Было сумрачно, угрюмо и очень неуютно, казалось, со склонов вот-вот спустятся недобрые духи гор… Однако в урочный момент с горных вершин спустились вовсе не духи — сверху, приказывая остановиться, резанули из акээма, а справа из-за россыпи камней выскочила фигура с РПК [20] и, прошив очередью воздух над кабиной, страшно заорала по-русски:
— А ну, сука, бля, стоять! Я Котовский!
Наши!
— Тормозить? — глянул Наливайко на Семёна, тот, недобро щурясь, кивнул и, когда машина, скрипнув тормозами, встала, резко распахнул дверь:
— Котовский, говоришь? А я старший лейтенант Песцов. Ну-ка ко мне.
Смотрелась фигура колоритно. Куртка-«пакистанка» [21] на искусственном меху, пятнистые штаны от казээса, [22] новенькие «кимры» [23] и кепка-«плевок».
[24] Довершал антураж пулемёт РПК с обшарпанным от пережитого стволом. Однако, подойдя, соотечественник доброжелательно выдал сквозь зубы:
— Воздушно-десантные войска. Разведрота. Старший сержант Краев, мудак…
Закопчённое лицо было слева покрыто кровью, правый глаз подёргивался, как видно от контузии. А говорил Краев не спеша, очень задумчиво, как бы прислушиваясь к внутренним голосам. Их, этих голосов, чувствовалось, изрядно звенело у него в башке.
— Значит, говоришь, не Котовский, а мудак? — вяло удивился Песцов. — Это почему ж?
— Потому что гражданин. [25] — Сержант снова сплюнул, коротко зевнул, помотал головой. — Сходил напоследок на войну. [26]
— Здравия желаю… Прапорщик Неделин, воздушно-десантные войска, [27] — сошёл с горы усатый детина в «песочнике», поставил на предохранитель АКМС, [28] повесил на плечо. — Пардон, ошибочка вышла, думали, бачи [29] едут. Хотели в попутчики попроситься. А то набегались сегодня, хватит…
На страшном, окровавленном лице угадывались боль и обида.
— Пить хотите? — предложил Песцов и, не дожидаясь ответа, позвал: — Шестаков, си-си давай, упаковку.
— Есть си-си. — Шестаков принёс питьё, и Краев с Неделиным присосались к банкам — судорожно, хрипя, работая кадыками.