А мгновение спустя я услышал истошный женский вопль — с надрывом, как может кричать раненая волчица. Дверь распахнулась, со ступеней высокого крыльца кубарем скатилась молодая женщина — волосы растрепаны, на щеке кровь, — а за ней, рыча и размахивая ременной петлей, гнался здоровенный парень, молодой, но шириной плеч почти не уступавший входным дверям.
Он догнал ее и сбил с ног одним тычком в спину. Хрипло зарычал, бешено вращая глазами, замахнулся ремнем и хлестнул упавшую по лицу. Закрыться она не успела.
Я, Губитель, смотрел на все это спокойно — людские дела меня не касаются; но вот тот, второй, взъярился тотчас же. И я шагнул вперед, даже не успев понять, зачем, в сущности, это делаю.
Я перехватил занесенную для повторного удара руку. И услышал свой голос (хвала Равновесию, именно свой, а не того, чье тело тогда позаимствовал):
— Хватит, Арталег.
Да, тот хорошо знал сего типа. Парень по имени Арталег обмер. Он глазел на меня, и рот его медленно приоткрывался. Я отпустил его руку — она бессильно упала вдоль тела.
— Вставай, Саата?травница, — сказал я, наклоняясь над лежащей.
Он попытался воспользоваться этим, парень по имени Арталег, умевший довольно?таки быстро соображать. В его кулаке оказалась железная чушка, и ею он попытался со всей силы двинуть меня по затылку. Опасную игрушку пришлось отобрать, а самого парня слегка стукнуть по челюсти. Он всхрапнул и осел в пыль.
Ух, как вспыхнули ее глаза, когда она увидела протянутую руку и мое лицо (вернее, лицо того). Сколько в них было… я даже не знаю таких слов. Призыв? Радость? Боль? Надежда? Нет, не то. Все вместе и каждое по отдельности.
И еще — она ждала. Ждала того. И не верила, что он погиб.
И еще — я ощутил странное: мне было неприятно, что она ждала его, а не меня. Потому что в больших темных глазах пылала вырвавшаяся на свободу страсть.
Я знал это слово. Знал умом. А теперь понял, что это значит на самом деле. И — растерялся. Я, сражавшийся с богами и демонами, растерялся. Не знал, что делать. Стоял, держа ее небольшую ладошку, посреди полного народом двора и не двигался с места. За спиной заворочался и застонал Арталег — пожалуй, я все же приложил его чересчур сильно. И тут вмешался тот.
Он решительно потянул меня через двор — рука Сааты осталась в моей ладони. Не колеблясь, он взбежал по ступеням крыльца, пинком распахнул дверь (у меня она, правда, просто рухнула внутрь вместе с петлями) и, таща за собой замершую Саату, решительно направился куда?то в глубь дома.
Она не успела спросить, что я делаю. Последняя дверь сама распахнулась навстречу, и я увидел женщину средних лет (горе источило ее душу, тень сознания заметно потемнела) и с ней двоих очень похожих на нее молодых парней — ее сыновей.
Женщина вскрикнула, поднося ладонь ко рту. Парни остолбенело уставились на нас с Саатой.
— Эльстан! Ты… ты вернулся?
— Можно сказать и так, — ответил я. Пальцы Сааты в моей ладони заметно вздрогнули.
— А голос у тебя изменился… — пролепетал самый молодой — из памяти того я извлек, что парня звали Армиолом.
— Мне пришлось ударить Арталега, — сказал я. — Саата не может оставаться с ним! Это зверь, это хуже, чем зверь! Почему вы ничего не сделали?!
Бедняги, они здорово растерялись.
— Эльстан… но что случилось? Расскажи же все толком! — Ее звали Деерой, она была хозяйкой этого хутора и опомнилась первой.
Я не успел произнести ни звука. Саата опередила меня.
— Матушка, бил он меня… муж мой, сын ваш, Арталег. Бил смертным боем… Кииту покормить не дал.
.. муж мой, сын ваш, Арталег. Бил смертным боем… Кииту покормить не дал… супружеского долга потребовал. Я ему — погоди, докормлю, хотя знаю, что он сегодня утром опять Мииту
наяривал… А он — нечего, орет. И за волосы. А как бить начинает, так звереет вконец. И пошло… Не помню, как во двор выбежала. А там… Эльстан стоит… — Она густо покраснела и потупилась.
— И сильно ты… братца моего приложил? — поинтересовался Алорт, старший из братьев.
— Уже вставал, когда мы сюда шли.
— Погодите вы! — Деера шагнула к Саате и обняла за плечи. — Дочка, я так вижу…
— Дочкой звали, а сына своего унять не захотели, — глухо, с обидой ответила Саата, опустив обязательное «матушка».
Деера сделал вид, будто не слышала.
— Уйти от нас хочешь9 На позор выставить? — выпалил Армиол прежде, чем его успели остановить.
Я не вмешивался. Слушал. Тут не могла помочь и та память.
— Вот?вот, вам главное — чтобы все шито?крыто и никто ничего не знал! — дикой кошкой прошипела Саата. — Да, не хочу я со зверем вашим жить! Все, нажилась, хватит! Синяков до конца дней своих не сосчитаю! Кииту беру — и к отцу. Он небось не прогонит. Проводишь меня? — Она взглянула мне прямо в глаза.
— Провожу, — ответил я не думая. — Хоть до края земли.
«Лишь бы ты смотрела на меня таким взором, Саата…»
Глаза Дееры сузились.
— Арталег тебе, Саата, муж законный. И защищала я тебя всегда, то ты знаешь…
— Защищали?защищали, да не защитили! — бросила Саата. — Все, нет у меня больше никому веры! Хватит с меня. Батюшка мой тоже не из бедных. И барахла мне вашего не надо. Подавитесь моим приданым, будь оно трижды неладно! Пойдем, Эльстан!