Мы стояли друг против друга на середине круглой цветущей поляны в светлом и радостном лесу, окруженные здешними белоствольными деревьями с черными подпалинами на коре, — я помнил, что в одной из реальностей их называют «березы», — и ждали, кто первый дерзнет напасть. Разумеется, я сражался не в истинную свою силу, иначе поединок не доставил бы ни малейшего удовольствия. Я сознательно ограничил себя, оставив лишь чуть более того, чем владел обычный обитатель этих лесов. Если уж решил драться, дерись по правилам, чтобы потом не было стыдно перед самим собой.
Это было крупное создание, с длинной шеей, с пастью, усаженной кривыми, точно нуарсийские кинжалы, клыками, с мощными когтями на мускулистых и коротких передних лапах и не менее устрашающими — на лапах средних и задних, коими тварь пользовалась при ходьбе. Признаться, не помню, чтобы где?либо встречал шестиногов, но я много чего не помню. Местные обитатели называют их «хоботярами», как я узнал из подслушанных на хуторах разговоров.
Она чуяла, что со мной не все так просто, эта хитрая и осторожная тварь, однако она была слишком голодна. И потому, когда я сделал вид, будто намереваюсь повернуться спиной и спокойно направиться в лес, она разом оттолкнулась от земли всеми шестью лапами, вытянув шею и явно намереваясь одним махом перекусить меня пополам. Судя по клыкам, она вполне могла это проделать.
Я отпрыгнул в сторону. Кровь бурлила и кипела в жилах — опасная игра, игра, где ставкой была жизнь, являлась единственным моим развлечением, единственной отрадой. И сейчас я тоже рисковал. Сознательно ограничив силы, я превратился почти в смертного и, если бы твари удалось меня одолеть, расстался бы с жизнью. А ведь именно бессмертному по?настоящему страшно бывает умирать…
Что ж, померяемся силами.
Я подхватил чудовище за нижнюю челюсть и резко рванул вниз. Хруст, по рукам потекла теплая, вонючая жижа, лишь отдаленно напоминавшая кровь. Тварь судорожно забилась, однако мой второй рывок оставил ее и без верхней челюсти. Не больно?то крепко вы ладите, господа маги…
На этом все кончилось. Тело твари валялось на траве, вытянув нелепо длинную шею; вместо головы остались только окровавленные лохмотья мяса и торчащие из раны острые обломки костей.
Я остановился. Бой кончился слишком быстро, кровь не успела утихнуть. Тварь оказалась слаба.
Ну что ж, видно, придется поискать более достойного врага. Я подумал, что, быть может, напрасно так долго задерживался на севере. Красоты красотами, но имя Губитель так просто не дается Быть может, там, на полудне, мне найдется более достойный противник? Быть может, тот, против кого направлено острие удара этих тварей, не может справиться с этой угрозой один? Я никогда не вмешивался в чужие войны: величайшим оскорблением всегда почитал лишить кого?то врага.
Но здесь, среди злобных, неразумных, созданных грубой магией тварей, жили люди, обычные смертные, бессчетные поколения которых прошли перед моим взором. Странствуя по северным лесам, я смог достаточно близко видеть их жизнь, жизнь на затерянных в глуши крошечных хуторах, жизнь в окружении чудовищ. И далеко не всегда война с этими чудовищами оканчивалась для людей удачно…
Я, Губитель, по?прежнему странствовал с чистой памятью, по?прежнему не помнил, кто я, откуда, зачем пришел сюда и в чем, во имя всех вселенских сил, заключается тот самый мой Долг, с которым я вступил в этот мир; однако постепенно из неведомых глубин поднимались чувства. Мне что?то нравилось, а что?то, напротив, вызывало отвращение — вот как убитая сейчас тварь, например. Все чаще мне хотелось вмешаться, все чаще вид снующих и шмыгающих тварей побуждал меня отбросить наконец сдержанность и уничтожить их — не как врагов, а как нечистоты. Когда?то у меня был дом. И я знал, что время от времени в нем нужно делать уборку.
Кажется, это называлось «помощь». Помощь слабым и беззащитным. Бездны и Небеса, но я никогда не занимался подобным! Это?то я знаю точно. Неужели в меня вползло чувство жалости? Вползло неведомо откуда вкупе с остальными видениями явно не из моей жизни. Я ведь знал, что они чужие. Чужие от начала и до конца. Но откуда они взялись во мне?
Однако же лезть не в свою войну, тем более в войну магическую, для меня оставалось верхом непотребства…
Я медленно двигался к югу, описывая широкие петли по лесам, время от времени, словно дикий зверь, убивая голыми руками какую?то из тварей Орды, как называли местные этот пандемониум.
То были дни странной раздвоенности. Ничего не зная о себе, ощущая лишь глухие шероховатые стены запретов, проходы склонностей и зияющие бездны страстей, я брел, вслушиваясь в необычайно четко звучавший внутренний голос. Он твердил, что чудовища Орды — это величайшее зло и что их нужно как можно скорее уничтожить, ибо каждый час моего промедления означает мучительную смерть еще кого?то из несчастных обитателей сих мест.
Для меня это было внове. Я привык сражаться, а если когда?то и жил для чего?то еще, то сейчас ничего об этом не помнил. И какое мне было дело до всех тех, кто населял бесчисленные миры Великой Сферы? Я не трогал их, они не были моими врагами, эти смертные, я просто не обращал на них внимания. Мне не нужны были ни власть над ними, ни их поклонение. Хотя теперь я и понимал, что среди павших от моей руки было немало таких, кто жаждал властвовать именно над этими смертными, кто стремился сделать их своими послушными слугами — зачем, правда, я никогда не мог взять в толк.