Коснувшись ладонью рукояти шпаги, он сказал:
— Не беспокойся, моя госпожа. Раз тебе нужен мешок, твои бальзамы и твой прозрачный камень, ты их получишь — не позже, чем кончится зеленое время.
Сейчас я спущусь в долину и потолкую с этими лысыми парнями… Зачем им наш груз и носильщики? И почему бы их не вернуть?
Ренхо с облегчением вздохнул. Похоже, такая мысль бродила в его голове, но высказать ее напрямую он постеснялся.
— Пусть молнии Элейхо сохранят тебя, доблестный маргар… Ты снова нас спасаешь!
— Молнии, конечно, вещь убедительная, — согласился Дарт, — но я постараюсь договориться по-хорошему. Они понимают фунги?
— Фунги понимают все, — буркнул Храс. — Только зачем с ними говорить, Дважды Рожденный? Пусть бхо-охранник сожжет их, и дело с концом! Или он больше не повинуется тебе?
Губы Нерис дрогнули, но она не вымолвила ни слова. Истина была ей открыта — не вся, но большая часть, вполне достаточная, чтобы судить о власти, которую Дарт имел над Големом, — но шира умела хранить тайны. Все остальные довольствовались официальной версией: бхо-охранник вылез из дыры, маргар его заметил и приспособил к делу, а как — это большой маргарский секрет.
Обхватив Ренхо и Храса за плечи, Дарт подтолкнул их к лагерю.
— Идите! С бхо я как-нибудь разберусь. Ваше дело — устроить раненых, разжечь костры и проследить, чтобы навесы не протекали. Шира и ее защитник не любят спать под дождем, а пещер — вроде той, куда меня засунули в Долинах, — здесь нет. — Он ткнул Ренхо кулаком в бок. — А ведь уютное было местечко, не правда ли? И спалось там отлично — после зелья, которое мне подмешали.
Военачальники ушли. Храс шагал как заведенный, твердо и прямо, Ренхо оглядывался, и его виноватая физиономия как бы говорила: вся надежда на тебя, маргар… ты уж не попомни зла…
Ухмыльнувшись, Дарт проводил его взглядом, почесал кончик носа и наклонился к Нерис:
— Ты видела нашу схватку с тьяни? Предупреждал о ней Элейхо в вещем сне?
— Нет. — Пальцы ее теребили ракушки джелфейра. — Нет, Дважды Рожденный. Я видела, как ты спускаешься в дыру, и знала, что ты обратно не вернешься. Знала! Я была в том уверена, ибо такое чувство вселил в меня Предвечный. — Она помолчала и, опустив глаза, добавила: — Элейхо предупреждает лишь о самом важном, о тех событиях, которые меняют жизнь или угрожают смертью… Значит, схватка с тьяни не важна, а важно, что ты уйдешь и не вернешься. Не вернешься ко мне…
Дарт коснулся губами ее ресниц, снял повисшую на них слезинку. «Утешать женщин — особое искусство», — подумалось ему; сам он им не владел, хоть и прожил без малого полтора столетия. Или больше — время, проведенное в Инферно, не поддавалось исчислению.
— Я хочу спросить… о той женщине, которую ты вызвала… Она в самом деле здесь? — Дарт приложил ладонь к виску. — Она или мои воспоминания о ней?
— Все же не веришь? — Глаза Нерис затуманились. — Но ведь ты был ею, а разве такое возможно, если вспоминать об этой женщине? Просто вспоминать, а не превратиться в нее?
— Отчего же, возможно, не наяву, так во сне. Мне виделись сны, в которых я был королем, владыкой огромного края и повелителем тысяч людей… Да, такое мне снилось! В детстве, еще во время первой жизни.
Лицо Нерис вдруг озарилось мягкой улыбкой.
— Ты был повелителем, но не тем рами, который властвовал над тобой и жителями ваших краев. Как ты его назвал? Король? Это его имя?
— Имя? Нет.
Как ты его назвал? Король? Это его имя?
— Имя? Нет. Его звали… — Дарт сморщился, затем помотал головой. — Не помню имени, дьявол! Впрочем, неважно… Король — не имя, а звание, как старейший в Лиловых Долинах. Власть его безмерна и не всегда служит добру… — Он улыбнулся. — Теперь я мудрее и старше и не хочу быть королем.
— Ты носил это звание в снах, но оставался самим собой, и дар Элейхо, принадлежавший королю, не проникал в твой разум, — терпеливо повторила Нерис. — А то, что случилось с тобой теперь, совсем иное. Эта женщина в самом деле здесь, — палец ширы коснулся виска Дарта, — и стоило приоткрыть щель в стене, как ты ее вызвал. Сам!
— Я?
— Да, ты! Потому что ее смерть — самое тяжкое твое воспоминание!
— Я даже не помнил о ней… не помнил, клянусь богом! — пробормотал Дарт и перекрестился. — Ведь я потерял память!
— Ничего не теряется в этом мире, и Предвечный помнит все, — возразила Нерис. — Ты должен верить этому, Дважды Рожденный. Ведь я поверила, что ты явился с другого солнца на летающем корабле!
— Поверила, когда увидела Голема и убедилась, что я — не лжец и не сумасшедший…
— В тебе есть то и другое, как в каждом из нас, и этим мы отличаемся от бхо и от того создания, которое ты называешь Големом. — Она закрыла лицо руками и тихо промолвила: — Мне надо отдохнуть. Силы мои принадлежат страждущим рами… А ты иди, маргар, и не возвращайся без моего мешка!
Кивнув, Дарт быстрым шагом направился к скале. Когда он обогнул ее, башмаки погрузились в мягкий пепел, осевший под дождями, но не успевший еще слежаться и закаменеть. Тут, в самой середине перевала, была округлая выемка диаметром в тридцать-сорок шагов, окруженная обгорелыми пнями, а в центре ее, за невысоким барьером оплавленного камня, темнел пробитый дисперсором колодец. Стенки его тоже выглядели оплавленными, хотя дисперсионный луч не нагревал породу, а разрушал молекулярные связи, фактически преобразуя твердое и жидкое в плазму. Однако этот процесс деструкции являлся экзотермическим и шел с таким выделением тепла, что на периферии активной зоны горело все, что могло гореть, а то, что не горело, — плавилось.