— Нет, хотя их нельзя обвинить в легкомыслии. Они считали, что это — дело потомков, задача грядущих поколений, жизнь которых будет наполнена радостью, обильна знанием, и потому они найдут ответы на все вопросы. Но так не получилось… Не получилось, Дарт! Орден ориндо угас в эпоху Раннего Плодоношения, а тех, кто наследовал им, увлекло другое — космическая экспансия. Они позабыли, что все начинается здесь, а не в галактических пространствах… — Она откинула резким движением волосы и положила ладонь на лоб. — Здесь тоже галактика! Здесь миллиарды клеток-нейронов, и каждая — сложней звезды! И нет корабля, чтоб проторить дороги между ними, и нет иных приборов, кроме мозга, чтобы услышать откровения, предвидеть будущее и познать, куда и как течет ментальная река… Мы поняли это слишком поздно, мой милый генерал. Поняли в те тысячелетия, когда не осталось людей с природным даром, способных изучать миры, сокрытые от наших глаз.
— Я не забыл, моя принцесса. Нет людей, что могут заглянуть за грань, и потому вы ищете разгадку тайны на планетах Темных… Ты сказала, что это единственный путь исследования. Если нельзя самим решить проблему, воспользуйся опытом других.
— Да. У тебя хорошая память.
— Сомнительный комплимент для человека, который не помнит собственного имени, — с усмешкой отозвался Дарт. — Ни имени, ни обстоятельств жизни… Я даже удивлен, что не забыл тебя и Джаннаха — верней, персону, чей облик принял наш балар. Вы ведь считали эти воспоминания под ментоскопом?
Констанция кивнула. Щеки ее порозовели.
— Все, что сканировано ментоскопом, уходит и забывается навсегда, если верить объяснениям Джаннаха… Или он не сказал мне всей правды? Ведь я же помню твое лицо и имя! Свое позабыл, а твое — нет! Но почему?
— Балары не обманывают, мой генерал. И не надо думать, что я… что я… — Казалось, она колеблется или сильно смущена; губы ее дрожали, и меж бровей наметилась тонкая морщинка. — Не надо думать, что я — та женщина, которую ты любил. Я — другая… Я лишь копирую ее обличье… обличье, но не душу…
— Я знаю, — произнес Дарт. — Поверь, мон шер ами, это уже не имеет значения. — Он помолчал и добавил: — Кажется, ты не ответила на мой вопрос.
Лоб Констанции разгладился, губы перестали дрожать.
— Тут нет секрета, мой дорогой. Та женщина и тот мужчина… Ты видел их не раз, питал к ним сильные чувства, и в памяти запечатлелось много сцен — особенно тех, что связаны с женщиной.
Та женщина и тот мужчина… Ты видел их не раз, питал к ним сильные чувства, и в памяти запечатлелось много сцен — особенно тех, что связаны с женщиной. Их не стерла даже смерть… даже смерть была бессильна! — Словно удивляясь, она покачала темноволосой головкой. — Мы просмотрели под ментоскопом ряд эпизодов и выбрали сцену вашей первой встречи… ну, кое-что еще… Прости, что ты лишился тех воспоминаний, но все остальное — с тобой. С тобой, иначе ты не узнал бы нас, ни меня, ни Джаннаха… А ты ведь нас помнишь, верно? Хотя и по-разному… Джаннах — лишь тень в твоем сознании, лицо без имени, а женщину ты помнишь лучше. Лучше, ибо любил ее всю жизнь…
Голос Констанции стих. Дарт опустился рядом, на теплый каменный пьедестал, коснулся ее руки, нежно погладил пальцы и заглянул в фиалковые глаза. Констанция, это была Констанция! Имя и облик — пришедшие из первой жизни, душа и сердце — дар второй… Они соединились чудом, его воспоминания и плоть этой женщины-метаморфа, чтоб возвратить ему потерю. Пожалуй, не возвратить, а возместить… В чем, вероятно, был определенный смысл: пусть эта Констанция — иная, но сам он тоже иной, отличный от прежнего Дарта. Не десять, не двадцать — четыреста лет пролегли между ними! Вполне подходящий возраст и срок, чтобы влюбиться в женщину, которой не меньше тысячи.
— Скажи, — Дарт любовался тонкими пальцами, доверчиво лежавшими в его ладони, — скажи, ма белле, когда-нибудь память вернется ко мне? Ты женщина, и ты — фокатор… ты властвуешь над разумом мужчин… над моим — без всякого сомнения, и власть твоей магии огромна… Невероятна, раны Христовы! Помнишь наш маленький опыт? Помнишь, как ты околдовала меня? В тот день, когда мы говорили о тайнах ориндо?
Веки ее медленно опустились. Она помнила. И, вероятно, знала, о чем он собирается просить.
— Ты могла бы сделать это еще раз, не так ли? С другой целью, ибо незачем будить во мне желание — это так же нелепо, как заснуть во сне или проснуться дважды… — Он поцеловал ее ладонь, ощутив губами бархатистую мягкость кожи. — Если ты зачаруешь меня опять и повелишь мне вспомнить, ко мне вернется прошлое. Вернется все, что я потерял за мгновения смерти, что отдал вашим ментоскопам и мнемоническим лентам… Разве не так? Скажи, разве я ошибаюсь? Возможно это или нет?
Головка Констанции поникла, голос изменился, стал напряженным, глуховатым.
— Ты думаешь, я отказала бы тебе, если б такое было возможно? Не обижай меня, Дарт… — Она старалась не встречаться с его горящим взглядом. — Если ты хочешь, я сделаю это снова — сделаю лишь для того, чтоб успокоить тебя. Но не рассчитывай на успех, мой дорогой. Я знаю меру своих сил и власти.