Он смолк, явно в ожидании ответа, и Дарт, вытянув до половины шпагу, произнес:
— Все правильно. Вот мой длинный нож, и вот мой бхо. Он вылез из хранилища Детей Предвечного и не был на реке, когда вы уничтожили даннитов. Если бы он там оказался, ваши тела сейчас обгладывали бы водяные черви.
Вытянув руки, тьяни соединил их перед грудью. Его конечности гнулись в пяти местах, и потому получилась почти идеальная окружность — видимо, ритуальный знак, предохранявший от ужасной смерти.
Руки опустились, и снова раздался резкий отчетливый голос:
— Я — Шепчущий Дождь из клана Муа. Так меня называют теперь, ибо срок мой истекает, и скоро я отправлюсь к Предвечному. Я — старейший среди старейших, и время мое — синее. Какое твое время?
Интересуется возрастом, понял Дарт и ответил:
— Я тоже не молод, но время мое — зеленое. Я маргар и скоро спущусь в хранилище Детей Элейхо.
Лицо Шепчущего было бесстрастным, но что-то удивительное случилось с глазами; Дарт не сразу сообразил, что среднее око по-прежнему смотрит на него, а два других уставились на Голема.
— Да, ты маргар, — произнес тьяни. — Только маргар может повелевать охраняющим бхо. Хороший маргар, лучший, чем тот, которого мы взяли в речной дельте… — Теперь все три глаза смотрели на Дарта, и он уловил в них отблеск задумчивости. — Шира, покинувшая нас, с тобой?
— Сбежавшая от вас, — уточнил Дарт. — Со мной.
Руки Шепчущего снова согнулись, но уже не кольцом, иначе; видимо, эти жесты заменяли тьяни мимику.
— Чего ты хочешь, маргар, Убивающий Длинным Ножом? Зачем ты пришел?
— Хочу мира. Пришел, чтобы договориться о мире. Ты понимаешь, что это значит — договориться?
— Я понимаю. Говори.
— Вы вернете мне бхо-носильщиков с грузом. На одном из них — мое снаряжение. Я должен его получить, чтобы спуститься вниз, в подземелье. — Дарт говорил отрывисто, бесстрастно, стараясь имитировать речь Шепчущего; тот замер меж двух гранитных глыб, будто изукрашенная перламутром статуя. — Вы можете остаться здесь, но не должны подходить к дыре. Это опасно. Если из хранилища вылезет еще один бхо, такой же, как этот, — он кивнул в сторону Голема, — я не сумею вас защитить.
— Что потом? — Рука Шепчущего волнообразно изогнулась.
— У вас нет ни ширы, ни маргара, — произнес Дарт. — Но это не беда, я могу поработать на вас. Достать из хранилища зерна для тьяни.
Внезапно Шепчущий сделал пару шагов вперед, покинув щель между камней, и оглядел Дарта. Не так, как осматривает человек; его голова и плечи были абсолютно неподвижными, двигались только глазные яблоки: среднее око — вниз, два крайних — вверх.
Не так, как осматривает человек; его голова и плечи были абсолютно неподвижными, двигались только глазные яблоки: среднее око — вниз, два крайних — вверх.
— Ты — рами, — констатировал он. — Ты достаешь зерна для рами.
— Я — маргар. Я достаю зерна для рами, тьяни, джолтов и всех остальных. Я хочу, чтоб это балата было спокойным. Мертвые — мертвы, а остальные пусть живут, пока Предвечный не призовет их в свои чертоги. Он решает, когда закончится первая жизнь роо и начнется вторая — он, а не мы. Я почитаю его волю и потому говорю: зерна, которые мне удастся достать, будут разделены по справедливости. И если среди них найдется бхо, преобразующий сущность, — тот бхо, которого ценят тьяни, — то он достанется вам. Клянусь своей второй жизнью и милостью Элейхо!
Шепчущий вскинул руки, согнув их в двух или трех местах, и воины, стоявшие за камнями, тотчас повторили этот жест. Возможно, он являлся признаком недоверия, изумления, согласия или благодарности, если тьяни могли испытывать такие чувства; это осталось для Дарта секретом, но поднявшийся гул голосов был более красноречив.
Его собеседник сделал резкое движение плечами, повернулся всем корпусом и произнес длинную прерывистую фразу — будто гвозди в доску забил. Наступила тишина.
— Что ты им сказал?
— Я сказал, бхо-радость еще не у нас. Я сказал, что рами могут нас обмануть. Я сказал, чтобы они молчали. Это все, что я сказал.
Скинув на миг маску бесстрастия, Дарт удивленно приподнял брови.
— Вы знаете, что такое радость?
— Да. Радость — это бхо. Тот бхо, о котором ты говоришь. Много циклов у нас не было радости.
— Что вы делаете с этим бхо?
— Ложимся в том месте, где он вырос, и к нам приходит радость. Ко многим тьяни.
— Он так велик? — спросил Дарт, удивляясь все больше и больше.
— Я, Шепчущий Дождь, его не видел, и мой родитель не видел, и родитель родителя. Но мы знаем, что бхо-радость похож на траву, на красную траву. Вначале, когда шира его пробудит, это небольшой пучок травы, но он растет, заполняет большое пространство и живет тысячи циклов. Потом умирает.
Трава, мон дьен! — поразился Дарт. Странное представление у Темных о ментальном проекторе! Ни кресла, ни шлема-коммуникатора, ни усилителей-имплантов, ни даже памятных лент… Впрочем, что удивляться! У дерева туи тоже не было ни микрофонов, ни экранов, и все же оно передавало звуки и образы.
— Вы получите этого бхо, — сказал он старому тьяни, — и шира пробудит его для вас. Я отдам вам всю радость, какую найду… если найду и если сумею выбраться обратно. А теперь распорядись, чтобы пригнали носильщиков. Поздно. Зеленое время на исходе.