— Не слышал о Трехградье? — Глаза женщины широко распахнулись. — Откуда же ты? Кто ты такой? И как твое имя?
— Дарт. — Соразмерив краткость собственного имени с титулами Нерис, он с вызовом добавил: — Дарт, по прозвищу Дважды Рожденный.
— Странно! Вторую жизнь дает Предвечный, и не здесь, а только лишь в своих чертогах… Как можно родиться дважды? И что это значит?
— Именно то, что я сказал. Я воин и странник, пришедший издалека. Из очень далеких краев.
Она оглядела его рослую сухощавую фигуру, обнаженный торс, царапину от дротика, алевшую на плече, кинжал, шпагу и металлический цилиндр дисперсора, пристегнутый к бедру. Потом покачала головой.
— Ты, вероятно, не лжешь, клянусь милостью Предвечного! Ты в самом деле воин, великий воин… Я видела, как ты убивал тьяни… И ты пришел из далеких краев. Может быть, с другой половины мира? И, может быть, ты не только воин? — В ее глазах мелькнуло непонятное подозрение. Нахмурившись, она добавила: — Здесь, на этой стороне, мне еще не попадались существа, не слышавшие о Трехградье. А я встречала многих… я, просветленная Нерис Итара Фариха Са…
— Прости, что перебиваю, — заметил Дарт, — но я буду звать тебя Нерис. Мир жесток, ма белле донна, и обитающим в нем лучше иметь имена покороче.
Мир жесток, ма белле донна, и обитающим в нем лучше иметь имена покороче. Длинное имя требует долгого времени — такого, что, пока его произнесешь, можно лишиться головы. Или я не прав?
Женщина поморщилась, растирая покрытые рубцами плечи и полунагую нежную грудь. Внимание Дарта приковали розовые соски — они просвечивали сквозь тунику, словно пара спелых вишенок.
— Ты не ошибся, воин… как тебя?.. Дважды Рожденный?.. Мир и правда бывает жестоким — не успеет вылететь слово, как становишься пленницей и попадаешь под удар плетки или в пасть дикаря. Поэтому слово короткое и быстрое лучше длинных речей… — Она посмотрела на труп вождя тиан, который волосатые тащили к штабелю, и мрачно усмехнулась: — Я разрешаю: зови меня Нерис, но не забывай добавлять — шира или просветленная. И приседай, когда обращаешься ко мне. Вот так! — Она присела, с изяществом склонив головку и вытянув руки над коленями.
— Приседать слишком утомительно, моя прекрасная госпожа, — возразил Дарт. — Может, сойдемся на том, что я буду дрыгать ногой или подмигивать?
Нерис недовольно поморщилась.
— Да, не очень верится, что ты согласишься приседать… Ты ведь из тех, что приходят к трапезе последними, зато хватают лучшие куски! Слишком сильный и слишком гордый… Так?
— В общем, правильно, но со мной можно договориться, — откликнулся Дарт и присел для пробы. — Ну, как у меня получилось?
— Неплохо, совсем неплохо…
Губы Нерис дрогнули, личико напряглось, будто она удерживалась от смеха. Дарт снова присел, в надежде увидеть ее улыбку.
— Чего теперь желает ваше просветленное высочество?
— Иди на корабль и отыщи там мой мешок из шкуры полосатого маргара. Ты знаешь, кто такой маргар? — Женщина бросила на него странный взгляд, потом подняла глаза к затянутому тучами небу и нахмурилась, словно что-то припоминая. — Большой мешок… я думаю, он лежит под скамьями гребцов… Принеси его, Дважды Рожденный, а затем отведи меня в такое место, где можно переждать дождь и не видеть этих мерзких криби, пожирателей падали. Я устала. И я хочу есть и спать.
— Бьен! Слушаю и повинуюсь, моя прекрасная госпожа.
С неохотой оторвавшись от созерцания ее груди, Дарт зашагал к галере, влез на палубу и нырнул в трюм. Чешуйчатые твари, вылезшие из тухлого яйца, были, вероятно, существами аккуратными: в трюме царил порядок, весла сложены вдоль бортов, груз — факелы, пропитанные горючим веществом, какие-то свертки и корзины, от которых тянуло кислыми запахами, — не загромождал прохода, а был сложен на корме и носу. Мешок, в самом деле основательный, из мягкой шкуры в серую и черную полоску, отыскался под пятой скамейкой. Дарт поднял его и уже примерился взвалить на спину, как в мешке что-то завозилось, захныкало и запищало. Писк был вроде бы членораздельный, одно и то же слово повторялось вновь и вновь, будто некое существо, жалуясь на превратности судьбы, рыдало: «Голлоденн, голлоденн, голлоденн…»
От неожиданности он уронил мешок и машинально перекрестился. Потом поднял его, встряхнул и вылез из трюма. Тело его начало тяжелеть, речной поток ярился и ревел, будоража тихие воды лагуны и раскачивая галеру, тучи грозили вот-вот разразиться дождем, и волосатые торопливо тащили с пляжа последних мертвецов. Нерис стояла на берегу, массируя распухшие запястья, и ожерелье на ее шее сделалось совсем голубым.
Дарт спрыгнул в воду, прошлепал по песку и показал ей мешок:
— Этот?
Она молча кивнула.
Дарт спрыгнул в воду, прошлепал по песку и показал ей мешок:
— Этот?
Она молча кивнула.
— Там кто-то просит есть.
Лоб Нерис пересекла морщинка. С минуту она в недоумении взирала на собственный багаж, потом, всплеснув руками, вскрикнула:
— О! Бедный мой Брокат! Я же забыла о тебе! Я подумала, что тебя придушили эти потомки ящериц! А ты жив! И голоден!
Ее пальцы уже распутывали завязки мешка, отгибали клапан из полосатой шкуры. Что-то коричневое, пушистое вырвалось на свободу, расправило крылья, взлетело и с писком «голлоденн!.. голлоденн!..» закружилось над головой Дарта. Он невольно отшатнулся.