Перекличка трубных звуков, извлеченных из раковин, прервала его мысли. Возвращались разведчики, но лишь те четверо, что были посланы в ущелья с правой стороны. Вторая группа еще не появилась, и Дарт, замедлив шаг и поравнявшись с Ренхо, вымолвил:
— Вели, пусть трубят снова. Твои воины задерживаются, и надо их поторопить.
— Я велел им пройти ущелья на всю длину. Может быть, эти разломы извилисты и расстояние велико… может быть, им встретились завалы…
Все же Ренхо махнул трубачам, над лощиной раздался тоскливый протяжный призыв. Горы откликнулись только далеким эхом.
— Они нас не слышат, Дважды Рожденный. Слишком далеко ушли.
— Надеюсь, что причина в этом.
Дарт отошел и, присмотрев подходящий каменный обломок — почти утес в два человеческих роста, — залез на него. Колонна воинов в синих запыленных кильтах, наплечниках и шлемах неторопливо проползала внизу, похожая на пеструю ленту среди серых и ржаво-коричневых камней. Глухо стучали, вздымая пыль, сандалии, развевались перья над шлемами командиров, поскрипывали ремни, раскачивались мешки и бурдюки на спинах бхо. Люди шагали с бодрым видом, несмотря на палящую жару и груз оружия; каждый нес короткое копье, палицу с остроконечным шипом харири, кинжал, сумку с метательными снарядами и флягу с ореховым соком. Они двигались попарно и в любой момент могли развернуться двумя цепочками к левой и правой частям лощины, перейти в атаку или занять оборону в камнях. Двести воинов, четыре полусотни… сильны, неплохо обучены и понимают, что такое дисциплина… Пожалуй, им удалось бы отбиться от превосходящих сил и уничтожить противника равной численности. «Все дело в том, какими будут эти превосходящие силы, — раздумывал Дарт, — если вдвое, можно добраться до перевала и вызвать Голема, а если впятеро — обойдут, отрежут и перебьют».
Но все было тихо, и он успокоился, решив, что в этот раз кровопролития не случится. Треть расстояния уже пройдена, до перевала — четыре лье, и отряд миновал устье первого ущелья… еще немного и доберется до второго… Может, они и в самом деле длинные, извилистые, и разведчики бродят в них или даже прошли насквозь, выбравшись в соседнюю лощину…
Опустив щиток визора, Дарт в десятый раз осмотрел торчавшую над перевалом трехзубую скалу. Она словно сторожила горный проход, вздымаясь над выжженной землей, пнями, уцелевшей растительностью и серо-коричневой каменной осыпью, тянувшейся от ее подножия до самого дна лощины. Пронзительный солнечный свет делал пейзаж ясным, четким, позволяя разглядеть во всех подробностях уходившую к океану панораму гор, вогнутый силуэт перевала, корявые низкие деревья и обрывистую трещиноватую поверхность скалы.
Она словно сторожила горный проход, вздымаясь над выжженной землей, пнями, уцелевшей растительностью и серо-коричневой каменной осыпью, тянувшейся от ее подножия до самого дна лощины. Пронзительный солнечный свет делал пейзаж ясным, четким, позволяя разглядеть во всех подробностях уходившую к океану панораму гор, вогнутый силуэт перевала, корявые низкие деревья и обрывистую трещиноватую поверхность скалы. Однако ни пещер, ни крупных трещин в ней не замечалось, и Дарт, как прежде, решил, что его слуга поджидает по ту сторону утеса. Голем не мог удалиться в лес, спуститься в дыру или забраться наверх, хотя его наделили способностью к разумным самостоятельным действиям. Сейчас он выполнял приказ — ждать под скалой, и это значило, что он будет ждать, пока скала не рассыплется прахом. Но и в этом случае Голем не двинулся бы с места.
Дарт повернулся к воинской колонне, нашел шагавшую в середине Нерис и отметил, что, невзирая на зной и пыль, выглядит она превосходно. Как человек, сбросивший груз неприятных тягот или вину, терзавшую сердце… «Пожалуй, за этим она и отправилась, — мелькнуло у Дарта в голове, и он улыбнулся. — Женщина всегда добьется своего, не этим способом, так тем, и если надо, переспит и с дьяволом, и с богом…» Он снова усмехнулся, сообразив, что эту мысль нельзя выразить на местных языках: дьявол был тут персоной нон грата, и к тому же рами говорили: не переспать с женщиной, а лечь или подарить ей жизнь — сон считался понятием священным.
Спрыгнув вниз — что было не очень рискованным делом при низкой тяжести, — он занял место во главе колонны. Джеб, сверкнув на него налившимся кровью глазом, пробормотал:
— Жарко, фря… Так до дыры не доберемся, станем пеплом, и сунут нас в погребальный орех! Сок остался? Или есть чего покрепче?
Дарт выразительно хлопнул по опустевшей фляге.
— Чтоб меня черви съели! И пить, фря, нечего! Ну ладно, брат… Ты в свою приближалку глядел? Есть там туман? — Взгляд Джеба метнулся к перевалу.
— Нет. Есть камни да обгоревшие пни.
— Говорю, разошелся туман, — прохрипел Глинт. — Оно и хуже! Стек в дыру, и там теперь не продохнешь! И не пройдешь!
— Птоз пройдет, ежели подготовится как надо, — возразил Джеб. — Птоз после даннитского пойла совсем не дышит, а только выдыхает. Птоз… — Он вдруг остановился, побледнел и вытянул потную руку, показывая вперед и влево. — Ну, фря!.. Гляди! Чтоб мне жабьим яйцом подавиться! Никто, похоже, не пройдет! Скоро и дышать не будем, фря!