Впрочем, дождь бы не помешал. Решительно не помешал! Мысль о нем, о потоках воды, хлещущих с неба, бурлящих в ручьях, переполняющих озера, внедрилась в его сознание, пустила корни, разрослась и расцвела. Он вдруг почувствовал, что упадет, если не остановится и не напьется. Вроде плескалось что-то во фляге…
Пара глотков.
Он закашлялся, потом прочистил горло, поглядел назад и вперед. Стражи границы уже подходили к холму — крохотная, плотно сбившаяся кучка, темное пятнышко на серой равнине; вслед тянулась большая, поблескивающая на солнце трехпалая лапа, и он не сразу понял, что видит три вражеские колонны и что ощущение блеска создано чешуйчатыми телами тиан. Двигались они быстро, и от холма их отделяла половина лье.
Дарт измерил взглядом расстояние до осыпи, поднимавшейся к скале-трезубцу. Дьявольщина! Не меньше лье! Пожалуй, даже больше! Ноги его дрожали, и казалось, не было сил, чтобы заставить их двигаться. Он запрокинул голову, выжал в рот последние капли из фляги, потом повернулся к далекой скале и крикнул:
— Голем! Голем!
На этот зов, хриплый и слабый, не откликнулось даже эхо. Он закричал опять, потом медленно двинулся по выжженной земле, с каждым шагом набирая скорость. Мысль, что сам он может ничего не опасаться, что тьяни, занявшись стражами, его не поймают и вряд ли разглядят в бурых камнях и осыпях, не приходила ему в голову. Сейчас он был единым существом с Ренхо и его людьми, с Нерис и даже с маргарами, этой нелепой троицей пьянчужек и драчунов. Их боль была его болью, позор — его позором, гибель — его гибелью. Не вспоминал он о камере, куда его пихнули для острастки, о договоре, навязанном ему, и о других обидах, реальных или мнимых, а помнил лишь о своей вине и о том, что должен их спасти; их, и тиан, и всех остальных — всех, кто рвется к дьявольской дыре, вскрытой его старанием.
Обернувшись, Дарт уже не разглядел у холма ни единой души; люди исчезли среди гранитных глыб, будто растаяли в жарком неподвижном воздухе. Зато их враг был виден, как на ладони, и приближался с уверенным спокойствием: два фланговых отряда заходили в тыл, а средний уже замер и, вероятно, дожидался, когда прозвучит сигнал к атаке. И будет он как похоронный гимн над Ренхо и его бойцами…
— Пожалуй, они не успеют перевязать раненых, — пробормотал Дарт сквозь зубы, остановился, набрал воздуха в грудь и крикнул: — Голем! Голем, где тебя черти носят!
Молчание было ему ответом.
Он снова пустился в путь, то и дело оборачиваясь на бегу. С каждым разом картина менялась, рождая ощущение томительной тревоги и бессилия; он видел, как шеренги тьяни окружают холм, как выдвигаются вперед секироносцы, как занимают просветы меж ними метатели дротиков, как блестит чешуя и грозно колышутся древки. Вся эта многотысячная масса готовых к схватке бойцов казалась ему хищником, таким же, как маргар, вполне разумным, чтоб убивать и терзать, но не способным представить себя на месте жертвы и ощутить ее ужас. Впрочем, это было недоступно тьяни, которых, по словам шир-до, Предвечный обделил воображением. «А потому, — размышлял Дарт, глотая душный раскаленный воздух, — не будем к ним суровы; убийц немало и среди людей с богатой фантазией».
Он остановился, кашляя и задыхаясь, и в этот миг над долиной раскатилась протяжная трель рожка. Не сигнал к атаке, а зов о помощи; трубил кто-то из людей Ренхо, то ли прощаясь с покинувшим их маргаром, то ли напоминая, что они еще живы, но скоро умрут под ливнем дротиков и копий. Эта картина была такой ясной, такой пронзительно отчетливой, что Дарт содрогнулся, поднял лицо к уже недалекому утесу и заорал:
— Голем! Проснись, мон гар! Ко мне!
Осыпь у подножия скалы зашевелилась, раздался грохот, полетели камни, посыпалась щебенка, и на поверхность вынырнула плоская голова, а за ней — пара гибких конечностей, быстро разгребавших землю, серая туша корпуса и мощные, как бревна, ноги. Ираз выбирался из-под завала, будто муравей из кучки песка — огромный муравей, который ворочался среди песчинок размером с лошадиный череп.
Он расшвыривал их точными стремительными движениями и, утвердившись на четырех ногах, замер на мгновение, потом ринулся вниз по склону, вызвав небольшой обвал. Над его головой развернулась антенна, вспыхнули щели видеодатчиков, панцирь на груди раскрылся и сошелся вновь, явив темное дуло дисперсора; другие приспособления и инструменты вылезли из серой туши и с тихим шелестом исчезли под броней.
Дарту не доводилось видеть зрелища прекраснее. Голем стоял перед ним, закрывая половину неба. В его тени было прохладно, безопасно и даже не хотелось пить.
— Тысяча чертей! — пробормотал он, с трудом шевеля пересохшими губами. — Ты надежно спрятался, мон шер ами! Клянусь своим глазом, еще не выцарапанным широй!
— Спрятался надежно, капитан, — подтвердил Голем гулким басом. — В темный период в данной местности сильные дожди. Бывают обвалы. — Он смолк, переступил передними ногами, словно застоявшийся жеребец, и поинтересовался: — Какие будут приказы, шевалье?
— Холм видишь? Холм с камнями — там, на равнине? Холм, а вокруг несколько тысяч лысых парней, враждебно настроенных, но вполне разумных? Так вот, убивать их нельзя, надо отогнать… Думаю, если ты выпустишь десять-двадцать импульсов, будет достаточно. Импульсы небольшой мощности, и целься по всему периметру холма, перед их шеренгами. Все понял?