— Бог создал мужчин, чтобы они служили женщинам и берегли их, — произнес Дарт. — Но что касается дарения… Ты уверена, моя прекрасная госпожа, что этим можно заниматься лишь в синее время? Я думаю, что остальные оттенки ничем не хуже. — Он взглянул на раковину и потянулся к Нерис. — Например, розовый… Меня он очень привлекает…
Она решительно отстранилась.
— Я не койну-таа, у меня еще не было детей, ни одного! И я дарила радость лишь четырем мужчинам! Как я могу понести в другое время, кроме синего? Я ведь не самка тьяни и не откладываю яиц! Разве это не заметно?
— Отчего же, заметно, — откликнулся Дарт, вставая. Заметно, но непонятно, добавил он про себя.
— Возьми мой мешок и свою одежду, — распорядилась Нерис, баюкая в ладонях дремлющего Броката.
— Это твое маргарское снаряжение? Ты ведь не хочешь его оставить?
— Нет. Эта одежда еще мне пригодится.
Он свернул скафандр в плотный тюк, сунул внутрь шлема, а шлем прикрепил к мешку, пропустив ременные завязки под лицевым щитком. Надел башмаки, притопнул и затянул на талии пояс с оружием. Справа — кинжал и дисперсор, слева — шпага; ее филигранный эфес привычно терся о ребро.
— В путь! Осталось лишь найти корабль. Ты вызовешь его из вещих снов, моя красавица? Надеюсь, тебе приснилось не гребное судно, а что-то подходящее, трокар или хотя бы яхта… Я не столь искусен в обращении с веслами, как с клинком.
Нерис нахмурила брови.
— Из снов ничего не приходит, кроме картин грядущего. Временами ясных, но чаще похожих на лес и горы за пеленой дождя… Я видела на этот раз, как мы путешествуем по реке, то вдвоем, то со спутниками, как ты сражаешься и получаешь раны и как я исцеляю их… Это все. Слишком мало, чтобы узнать о наших судьбах, но хватит, чтобы тебе довериться… ведь ты сражался за меня… — Солнечный луч коснулся ее головки, и золотистые волосы вспыхнули, будто их объяло пламя. Сделав паузу, она сказала: — Ты тоже спал и видел сны, послания Элейхо… О чем же? Может быть, мне виделось начало, а тебе — конец?
— Ни то и ни другое, если говорить о нас. Элейхо был ко мне щедр и показал картины прошлого. Очень далекого прошлого… — Глаза Дарта на миг затуманились. — Но это не важно, моя светозарная. Прошлое есть прошлое, и его не вернешь… — Он встряхнул головой и спросил: — Так все же на чем мы отправимся в дорогу? Ты припрятала судно в своем мешке?
— Увидишь.
Они покинули пещеру и, обогнув ягодные кусты, начали спускаться к берегу, но не к лагуне, а к гроту с мусорными ямами. Дарт сорвал пару тяжелых гроздей, одну предложил Нерис, с другой принялся отщипывать ягоды; они были сочными и сладкими на вкус, с тонкой шелковистой кожурой, напоминавшей женскую кожу. Поедая их и глядя на гибкую фигурку Нерис, уверенно скользившую среди камней, он думал о том, что, в сущности, ничего не знает об этой женщине. Путь ее лежал из загадочного Трехградья в столь же загадочные Лиловые Долины — но с какой целью она отправилась туда? И что случилось с ней в дороге? Как она попала в плен к чешуйчатым? За что они убили ее спутника Сайана и мучили ее саму? Чего хотели?
Об этом он не ведал. Он помнил лишь о том, что руки ее нежны, губы горячи, а плоть — щедра и что на холмиках ее грудей расцветают под поцелуями розы. В этом она не отличалась от прочих женщин — тех, которых он знал на Земле, и тех, что дарили его любовью на Анхабе.
В грозди осталась последняя, самая крупная ягода. Догнав Нерис, он протянул ее зверьку на плече женщины, но тот возмущенно фыркнул и отвернулся. Видно, сладкое было ему не по вкусу.
— Простите, сир, мою назойливость, — вымолвил Дарт, отряхивая липкие от сока пальцы.
Когда они спустились к реке и к ямам, ночная тяжесть отступила, тучи исчезли, и жар синего солнца, Люциферова ока, высушил прибрежные утесы и листву. Речная гладь будто застыла, нежась в солнечных лучах; над ее поверхностью клубился легкий туман, воды текли неспешно, с ленцой, и в них, в четверти лье от берега, играли рогатые дельфины.
Нерис направилась к валуну, на котором вчера сушила одежду, но вдруг ее шаг стал неуверенным, потом замедлился. Она замерла, вытянув руки с раскрытыми ладонями к холмику с торчавшим над ним крестом. С его перекладины свисали браслеты и ожерелья.
— Что здесь? Я чувствую что-то такое, что было недавно живым…
— Было, — подтвердил Дарт и рассказал грустную повесть о маленькой даннитке.
С его перекладины свисали браслеты и ожерелья.
— Что здесь? Я чувствую что-то такое, что было недавно живым…
— Было, — подтвердил Дарт и рассказал грустную повесть о маленькой даннитке.
— А что означают эти скрещенные палки?
— Ничего особенного. Знак уважения к погибшему… Священный символ в моих родных краях.
— Символ, которым чтят в твоих краях Предвечного Элейхо?
— Считай, что так.
Она стояла над могильным холмиком, задумчиво покусывая нижнюю губу.
— Значит, данниты уже проплыли… целый флот, как ты утверждаешь… Когда же это было?
— Циклов пятнадцать назад. Может быть, четырнадцать или тринадцать.
— Тогда мы их нагоним. Они плывут к морскому побережью, и странствовать с ними безопаснее. Хотя бы какое-то время… — Лоб Нерис прорезала морщинка, и, помрачнев, она добавила: — Мне кажется, их путешествие не кончится добром. Так говорят мои сны…