— Могу я довериться вам, сударь?
— Что за вопрос! Вы же видите, как я вас люблю!
— Да, вы это говорите.
— Сказанное мною — правда. Я честный человек!
— Думаю, что это так.
— Я храбр!
— О, в этом я убеждена.
— Тогда испытайте меня!
Она с серьезным видом кивнула, и темные локоны затанцевали у бледных щек.
— Я… я согласна. Однако…
— Что же еще вас смущает?
— Может быть, у вас нет денег на это путешествие?
Дарт почувствовал, как на его губах расплывается улыбка.
— «Может быть» излишне, моя прелесть. Что такое солдатский кошелек? Дыра на дыре, а между дырами — прорехи…
Он проснулся. Чьи-то мягкие маленькие ладони ощупывали его, касались боков и груди, гладили плечи, нетерпеливо дергали пояс комбинезона. В темноте и тишине он слышал взволнованное дыхание.
Не Констанция, Нерис… Сон сменился явью, но пробуждение было приятным.
— У тебя сердце с левой стороны, слишком много мускулов и не хватает ребер, — пробормотала обнимавшая его женщина. — Это неправильно. Возможно, ты совсем не рами, а только похож на рами? Не уверена, смогу ли я понести от тебя ребенка.
— Давайте проверим, мадам, — шепнул Дарт, лаская кончиками пальцев ее напрягшиеся соски. Он наклонился, опираясь на локоть, и проложил между ними дорожку поцелуями.
Нерис хихикнула, прижимая его лицо к упругим бутонам плоти. Их запах кружил Дарту голову.
— Ты живешь с волосатыми и весь провонял шерстью мерзких криби. Ни одна женщина с тобой не ляжет, не одарит тебя радостью. Ни в синее время, ни в алое, ни в желтое…
Вероятно, это было шуткой — ее руки и губы говорили иное. Их речь, настойчивая и беззвучная, изливалась не в словах, в прикосновениях, в трепете ресниц и пальцев, в податливости тела, в жарком и все убыстрявшемся дыхании. Другая женщина лежала в объятиях Дарта — не та, глядевшая на него с подозрением, не та, что глумилась над мертвым вожаком тиан. Рот ее был сладок, губы мягки и горячи, ладони порхали, как два мотылька, влажное лоно между раздвинутых бедер манило тайной. «Что с ней случилось?.. — подумал он. — Что ей привиделось в вещих снах?..»
Но эта мысль, скользнув мимоходом, тут же угасла.
Растаяла, как земные сны, как память о мраке и холоде Инферно, о пропасти, что отделяла его от Анхаба, от строгих глаз Джаннаха, улыбки Констанции и замков, паривших в хрустальных небесах.
Нерис вскрикнула, и он, опустив голову, стал целовать ее нежные теплые груди.
* * *
Они сидели у входа в пещеру, прижавшись друг к другу. Дождь еще бормотал и шелестел, барабанил по земле и листьям, но фиолетовый оттенок джелфейра постепенно сменялся розовым, и сквозь разрывы в хмурых тучах уже проглядывала небесная лазурь. Дарт, полузакрыв глаза, наслаждался теплом, исходившим от Нерис.
Дарт, полузакрыв глаза, наслаждался теплом, исходившим от Нерис. Тепло, покой и нежность… Он ощущал все это как некую ауру, что окутала их обоих, спасая от одиночества.
Вероятно, свершившееся меж ними являлось чем-то более важным, нежели любовный акт, — обрядом, как говорила Нерис, или же знаком заключенного союза, свидетельством доверия и близости. В самом деле, размышлял Дарт, что может сравниться с узами, соединяющими женщин и мужчин?.. Очень немногие вещи… Пожалуй, лишь любовь к ребенку или то ощущение общности, что возникает среди соратников, объединенных благородной целью. Последнее чувство было ему знакомо; со смутной печалью он вспоминал, что там, на Земле, его дарили верностью и дружбой.
Кто же? При мысли о безымянных, давно умерших товарищах мнилось сверкание шпаг, грохот пушечной канонады, голубые плащи и конские гривы, расплесканные ветром. Память о них была как магнит, тянувший его на родину с неудержимой силой. Рассказы Джаннаха о том, что на Земле все изменилось, он полагал если не ложью и жуткими сказками, то полуправдой. Все измениться не могло; во все времена и эпохи рождались люди с отважным сердцем и благородной душой.
Дождь кончился. Нерис пошевелилась, прошептала:
— Ты готов?
— Готов? К чему?
Дарт наклонился к ее губам, но женщина выскользнула из объятий.
— К тому, чтобы отправиться в путь. Кажется, ты собирался плыть по реке до Срединного океана? И кажется, ты просил моей помощи?
Он замер, боясь поверить в свою удачу.
— Нам по пути, — сказала Нерис, расправив на коленях тунику, — и будет лучше, если мы не задержимся здесь. Тьяни плывут… множество кораблей, тысячи лысых жаб… Ты хочешь добраться к большой воде, я — в Лиловые Долины, а это недалеко от прибрежных хребтов. Часть дороги мы могли бы проделать вместе. — Она помолчала, словно взвешивая сказанное и то, что еще предстояло сказать. — Да, большую часть… Если, конечно, ты согласишься служить мне — так, как служил Сайан, мой спутник и защитник, которого убили тьяни. Это почетное служение, Дважды Рожденный. Не каждому шира Трехградья дарит свою благосклонность.
— Понимаю и ценю, мон шер ами. В чем же будет заключаться моя служба?
— Ты очень силен, и ты искусен в обращении с оружием, а потому ты будешь охранять меня в дороге. Ты должен идти, куда я прикажу, беречь мой сон и приносить мне пищу… мне и Брокату… и не расспрашивать о том, чего я не пожелаю рассказать. — Ее ресницы поднялись и опустились, словно ласточка взмахнула крыльями. — Еще одно… Ты должен дарить мне жизнь, но только в синее время.