— Еще подписать вот здесь и здесь, — сунул Попову бумагу профессор, пока тот устраивался поудобнее. — И еще вот здесь. А здесь — число проставьте. Ну и вот тут последнюю роспись — как бы для ровного счета чтобы…
Ложе оказалось жестким и холодным. А запах хлорки почему-то усилился еще больше. Попов поворочался, безуспешно пытаясь найти позу, в которой было бы приятно заснуть, но в конце концов сдался. Гадюкин деликатно сделал ему инъекцию, прикрепил к вискам контакты, зафиксировал веки крохотными зажимами и ловко прыснул в оба глаза из крохотной шприцовки.
— Это что?… — поморщился Попов.
— Для увлажнения глаз. Вы не будете моргать двенадцать часов, батенька… — рассеянно ответил профессор, поворачивая тумблер и доставая «наглазники». — Готовы?
— Минуточку… да, готов. Включайте.
— Ну что ж, батенька, приступим… — коснулся сенсора Гадюкин.
Включайте.
— Ну что ж, батенька, приступим… — коснулся сенсора Гадюкин.
— Профессор, а… а как… как ваше имя-отчество?… — неожиданно вспомнил Попов.
— Аристарх Митрофанович, — ответил Гадюкин. — Спокойной ночи, батенька…
— Минуту, профессор! — вдруг приподнялся на локте Попов. — Это что же — вы увидите мой сон?! Так же, как те?!
— Конечно, батенька, конечно… Не переживайте, за стены этой лаборатории он не выйдет.
— Нет, постойте! Я… я так не согласен!… не согласен!… Уберите свои присоски, я… я… я… я…
— Уже поздно, батенька!… — ласково пропел профессор Гадюкин.
Но Попов этого уже не услышал. Он крепко спал.
Мирно текли часы. За окнами стемнело, и профессор Гадюкин зажег свет. Подопытный, которому снились кошмары, благополучно проснулся, был осмотрен, получил еще одну инъекцию вкупе с честно заработанным чеком и был выпровожен восвояси. На миг профессор задумался, как тот доберется домой в столь поздний час, но быстро об этом позабыл.
Ассистент принес из буфета поднос с ужином. Точнее, семь подносов — один профессору и шесть себе.
Лелик никогда не жаловался на аппетит.
Гадюкин неторопливо поужинал, сыграл с Леликом партию в шахматы (тот, как всегда, выиграл) и вновь приступил к работе. Развернув эль-планшетку, он вывел на нее показатели приборов, включил микрофон и начал надиктовывать:
— Одиннадцатое апреля две тысячи сорок четвертого года. Проект «Морфей», эксперимент сорок три. Объект — мужчина тридцати трех лет. Состояние тела — удовлетворительное. Загрязнены легкие — много курит. Удален аппендицит. На мизинце левой руки свежий порез. Все показатели в норме, в состояние углубленного сна введен успешно, идет считывание излучения. Краткое описание сновидения…
Профессор вывел на эль-планшетку изображение сна Попова. Начал было диктовать, но тут же замолчал и нахмурился. Ассистент, убирающий со стола, подошел поближе, вгляделся в картинку и утробно рыкнул. Крошечные глазки отражали недоумение.
— Да, Лелик, такого мы пока не видели… — согласился профессор. — Хотя сны, конечно, бывают и более дикие… Только что-то очень уж правдоподобно…
— Ру-ур?
— Возможно, возможно… Ну, это мы сейчас проверим…
Профессор Гадюкин вывел большую голограмму, сделал несколько снимков с разных ракурсов, развернул сразу шесть экранов эль-планшетки и принялся за поиски. Ассистент тоже развернул эль-планшетку и начал отправлять запрос за запросом.
Через час профессор оторвался от работы, грустно вздохнул, коснулся сенсора коммутатора и попросил:
— Мила, душенька моя, окажите любезность, пригласите ко мне Эдуарда Степаныча…
— Сию секунду, профессор, — ласково проворковала секретарша.
Эдуард Степанович появился в лаборатории уже через пять минут, жуя на ходу бутерброд с тунцом. Глава службы безопасности НИИ «Пандора» как всегда выглядел опрятным и невозмутимым, всем своим видом демонстрируя, что пока он здесь, ничего страшного не произойдет.
А если и произойдет, то тоже ничего страшного.
— Добрый вечер, профессор, — спокойно кивнул он. — Что у вас тут стряслось? Из вивария кто-нибудь сбежал?
— Да типун вам на язык, батенька, — добродушно ответил Гадюкин.
— У нас тут, собственно, закавыка вообще не по нашему профилю… Думаю, милицию надо вызвать… но лучше вы сначала сами посмотрите.
— Посмотрим, — пожал плечами Эдуард Степанович, усаживаясь на вращающийся стул. — А как тут у вас вообще дела, профессор? Все сны пишете?
— Пишу, пишу, батенька… — рассеянно закивал Гадюкин.
— Может, мне тоже попробовать? — с интересом посмотрел на спящих Эдуард Степанович. — Любопытно, должно быть… Как, профессор, возьмете меня в подопытные?
— Пока не стоит, батенька. У нас тут еще не все до конца отлажено — все еще сохраняется двухпроцентный шанс летального исхода… Пока что бог миловал, но чем черт не шутит? Два процента — это, конечно, ерунда, но все-таки…
— Летального исхода? — нахмурился Эдуард Степанович. — Профессор, а вы жертв… подопытных предупреждаете? Нам тут судебное разбирательство ни к чему…
— Конечно, предупреждаю! — обиделся Гадюкин. — За кого вы меня принимаете, батенька? Вот, смотрите — все предупреждены, все подписались, что в случае чего претензий не будет… Все чисто. К тому же я на всякий случай подбираю одиноких, бессемейных — ну так, на всякий случай… Если что — не хватятся…