— Говорят — завтра в полдень. Приблизительно в том же районе, что и раньше.
— Лелик, пакуй чемоданы!… — позвал профессор, аккуратно завинчивая баночку с вареньем. — Не-мед-лен-но!
За стеной заворочалось и заворчало что-то огромное — продремавший весь день ассистент неохотно поднимался с матраса. Спал он прямо на полу — ни одна нормальная кровать его тушу не выдерживала.
На следующий день профессор Гадюкин уже стоял возле ЛТ-42, прикрывая лысину широкополой панамой. Денек выдался еще жарче, чем три года назад: на сей раз посадка инопланетного звездолета состоялась не в апреле, а в июне.
В прохладном сумраке летательной машины сонно бормотали что-то свое центавриане, успокаиваемые лаборанткой Таней. Профессор решил, что для контакта будет полезно, если космонавты сразу увидят, с каким гостеприимством на Земле приняли их сородичей.
Все очень надеялись, что на сей раз прилетит кто-нибудь, способный усвоить русский язык.
Корабль центавриан опустился немного не там, где в прошлый раз. Самую чуточку — всего двадцатью километрами юго-восточнее.
Майор Атастыров вновь сработал быстро и точно — вокруг воронки уже выстроилось оцепление, вертолеты, рабочие с бурами. Лоокут Иванович всем видом выражал энтузиазм и подтянутость, глядя на металлическое яйцо с искренней симпатией. Как-никак, в прошлый раз он из капитана стал майором… может, и теперь что-нибудь обломится?
Это межзвездное «ядро» кое в чем отличалось от своего предшественника. Чуть пошире в боках, чуть поуже в нижней части, макушка покрыта диагональными насечками. А самое главное — у него был люк!
И он медленно отвинчивался изнутри…
Вот люк отвинтился полностью, открыв идеально круглое отверстие. Все затаили дыхание…
Из металлического яйца показалась голова. Шарообразная, лысая, мутно-сизого оттенка, почти втрое больше человеческой. На ней мягко светились два огромных белых глаза и тихо пощелкивал роговой клюв. А ниже помимо всякого туловища начинались щупальца — четыре толстых и коротких, оканчивающихся мягкими блямбами-нашлепками, и четыре длинных хлыста с веслообразными лопастями, усеянными крохотными присосками. Между головой и щупальцами торчали две бежевых склизких трубки.
— Фррршшшшш-цк-цк-цк-ккх?… — дружелюбно произнес инопланетянин, плавно опускаясь на все еще горячую землю.
Земляне замерли столбами. Нет, в прошлый раз подобное чудище никого бы не удивило, но теперь… теперь-то все ожидали увидеть гуманоидов! Человекоподобных существ — таких же, как те, что сидят в ЛТ-42! Может быть, немного отличающихся — среди людей ведь тоже встречаются самые разные породы и расцветки… но не до такой же степени!
— Добро пожаловать на планету Россия… — растерянно провозгласил Гадюкин, делая шаг вперед.
— Профессор, наша планета называется Земля, — тихо поправил его Эдуард Степанович.
— Что?… А, ну да, конечно… Пока что еще Земля… — неохотно согласился Гадюкин.
— Что?… А, ну да, конечно… Пока что еще Земля… — неохотно согласился Гадюкин. — Ничего, батенька, это временно…
Спрутообразный пришелец двинулся вперед. Передвигался он необычно — не шел, и не полз, а как бы скользил на манер конькобежца. Короткие щупальца с блямбами делали резкие рывки, перебрасывая тяжелую голову, а длинные щупальца помогали удерживать равновесие, действуя по принципу лыжных палок.
В инопланетянина нацелился десяток дул. Сделай он что-нибудь потенциально опасное — тут же нашпигуют свинцом и ванадием.
Лысая голова чуть изогнулась в средней части — похоже, никакого черепа внутри не было и в помине. Инопланетянин чуть прищелкнул клювом, рассматривая незнакомые приспособления в руках двуногих, а потом…
А потом одна из склизких трубок резко сжалась и плюнула! Профессор Гадюкин закричал от боли — голова загорелась огнем!
— Не стрелять! — заорал Атастыров, вскидывая кулак. — Не стрелять, профессора заденете!
В лоб Гадюкину впилось что-то вроде крохотного паучка. Между ним и трубкой пришельца протянулась тонкая нить — майор Атастыров решил, что космический спрут взял профессора в заложники.
— Всем тихо… — ледяным голосом скомандовал Эдуард Степанович, медленно вытягивая из-за пояса акустиган [3] . — Никому не двигаться… Сохранять спокойствие… Профессор, вы как?… Живы?… Говорить можете?…
— Э-э-э… а ведь могу, батенька! — оживился Гадюкин. — И он тоже может! Отставить тревогу, это у них, оказывается, такой способ общения — прямой тактильный контакт! Он говорит, что его зовут Ггхххбх… хххбх… м-да… Боюсь, я это не выговорю.
Эдуард Степанович обменялся с майором Атастыровым настороженными взглядами. Вот так, с бухты-барахты, верить в миролюбивые намерения космического террориста они не собирались. Мало ли — вдруг это он сейчас говорит устами профессора?…
— Профессор, вы можете доказать, что вы — это именно вы?… — с сомнением спросил Эдуард Степанович, не отрывая глаз (и прицела акустигана) от второй трубки пришельца.
Вдруг она тоже сейчас плюнет таким же паучком?…
— Разумеется, батенька! — лучезарно улыбнулся Гадюкин. — Я — это именно я! А вы, батенька, пушечкой своей не размахивайте, у нас тут, знаете ли, дипломатические переговоры намечаются… Наш дорогой гость приносит извинения, что проявил резкость — он не сообразил, что для землян его действия могли показаться агрессивными. На его родной планете это совершенно естественный способ общения — они переговариваются напрямую, тактильно соединяя разумы.