Эдуард Степанович недоверчиво покачал головой. Профессор Гадюкин впервые на его памяти произнес подобную фразу. Значит, дело и впрямь нешуточное.
Сами центавриане ничуть не беспокоились. Их вполне устраивала жизнь в НИИ «Пандора». За ними ухаживали, как за царской четой, кормили всем, что только душе угодно, развлекали, несколько раз даже выводили в город погулять. Благо внимания они почти не привлекали — ну подумаешь, кошачьи усы под носом? Молодежь сейчас по-всякому выкаблучивается — вон, недавно объявилось новая мода, «минотавры». Умеренные просто носят специальные каски с рогами, а радикальные — вживляют настоящие, привинчивают прямо к черепу.
Обслуживающий персонал довольно быстро привык к необычным подопечным. Центавриане никому не доставляли хлопот — вели себя очень прилично, не шумели, не хулиганили, не капризничали. В питании они придерживались вегетарианской диеты, любили понежиться в солярии и с удовольствием плескались в бассейне, оказавшись превосходными пловцами.
Все вокруг вызывало у них по-детски восторженное любопытство — жаль только, что любопытством дело и ограничивалось. Казалось, их совершенно не интересует собственно цель полета — исследование новой планеты, установление контакта с ее обитателями. Если они летели сюда не для этого… то для чего тогда?
— Издевательство… — бормотал Гадюкин. — Башкой они, что ли, при посадке ударились?…
Нет, какое-то общение с центаврианами все-таки шло.
— Башкой они, что ли, при посадке ударились?…
Нет, какое-то общение с центаврианами все-таки шло. Лаборантка Таня возилась с ними, как с маленькими детьми, учила азбуке на кубиках, показывала картинки и от души радовалась каждому выученному слову. Космонавты уже отличали ее среди прочего персонала, даже называли по имени.
Но больше они ничьего имени не запомнили — даже профессора Гадюкина. Того это не на шутку уязвляло, хотя он и сам признавал, что «Аристарх Митрофанович» запомнить несколько сложнее, нежели коротенькое «Таня».
Так прошел и второй год. Разочаровавший всех проект «Центавр» был задвинут в дальний ящик. Занимались им теперь спустя рукава, уже мало на что надеясь. Инопланетяне вели себя прилично, но не желали ни обучаться земным языкам сами, ни помогать выучить свой. Были перепробованы все известные способы общения — от азбуки глухонемых до криптографического письма. Центавриане каждый раз вежливо внимали суетящимся вокруг людям, но не более того.
Профессор Гадюкин лично выдумал несколько новых способов и принимал любые посторонние предложения — вплоть до самых дурацких. Именно ради центавриан был запущен проект «Мнемозина», призванный найти способ читать мысли… но здесь спасовал даже уникальный гений Гадюкина. Правда, аппарат «Мнемозина» в конце концов все же появился на свет, однако совершенно не таким, как задумывался…
По мере того, как проваливались попытка за попыткой, интерес к пришельцам все больше ослабевал. Кое-кто даже начал вспоминать о той шутке Гадюкина насчет вскрытия и препарирования… только теперь уже всерьез. Пока что дальше разговоров дело не шло — инопланетян всего две штуки, чтоб так просто ими разбрасываться — но время шло, контакта по-прежнему не было, и идея привлекала все новых сторонников…
Закончился третий год. Гадюкин так и не добился ничего интересного. Вот разве что центавриане слегка располнели — от обильного питания и малоподвижного образа жизни. Других перемен не наблюдалось.
К проекту «Центавр» уже давно относились как в больнице относятся к постоянному пациенту. Вылечить не удается — но не выгонять же на улицу?… Пусть лежит себе — койку не продавит…
Но однажды вечером, когда профессор уютненько сидел за чаем с бутербродами, к нему вновь заглянул Эдуард Степанович.
— Добрый вечер, профессор.
— Добрый вечер, батенька, — ласково кивнул Гадюкин. — Присаживайтесь, угощайтесь.
— Спасибо, не откажусь…
— Мажьте хлеб вареньицем, мажьте.
— Да, спасибо, я мажу…
— Нет, вы ВАРЕНЬИЦЕМ мажьте! — сердито нахмурился Гадюкин. — А икорку не трогайте, я ее и сам люблю!
Эдуард Степанович рассеянно отхлебнул чаю и сообщил:
— Между прочим, профессор, я к вам по делу.
— А кто сомневается, батенька? Вы просто так никогда не заходите. Ну что, чего вам на этот раз изобрести? Плутониевый антидот хотите?
— А это что такое? — заинтересовался главбез.
— Да родилась тут интересная мыслишка… Плутониевый раствор с кое-какими добавками, вводится внутривенно… Если все пройдет правильно, подопытный приобретет иммунитет к умеренным дозам радиации…
— Да, заманчиво… А если неправильно?
— Тогда умрет, — пожал плечами Гадюкин. — Но вы не волнуйтесь, я на собаках уже экспериментировал — смертность всего тридцать процентов.
Давайте теперь на людях попробуем!
— Лучше все-таки пока на собаках, — отказался Эдуард Степанович. — Но я к вам по другому делу.
— Слушаю внимательно, батенька… Кипяточку подлить?…
— Немножко. Мне только что сообщили из Паломарской обсерватории — они опять засекли метеор с теми же свойствами, что три года назад… Спрашивают, интересуемся ли мы еще этим феноменом?…
— Батенька мой, да что же вы молчите?! — ахнул Гадюкин. — И когда оно шлепнется?!