— Засекречено, — спокойно ответил главбез НИИ «Пандора».
Мочальников хотел было спросить, не очередная ли это шутка, но тут же передумал. Вопреки обыкновению, ему неожиданно захотелось побыстрее все закончить и удалиться восвояси. Местная атмосфера вызывала у него нервозность — тревожно как-то, неспокойно… Пару раз он поймал себя на чувстве дежа-вю — вроде бы уже видел раньше и эти ворота, и этого странного профессора…
Да еще и хлоркой все время пахнет…
— Профессор, а почему у вас везде пахнет хлоркой? — спросил он, обращаясь к более дружелюбному из здешних руководителей. Каменноликий особист без фамилии смотрел очень уж неприветливо.
— Загадка природы, батенька! — весело закивал Гадюкин. — Сами гадаем! Мы в этом здании уже двадцать лет — и все двадцать лет в нем пахнет хлоркой! Как уж только ни бились, как уж ни вытравляли…
— Ну… ладно. Давайте начнем осмотр. С чего лучше начать?…
— С вестибюля, батенька, — ухватил ревизора под локоток профессор. — Сюда, сюда. Вот, смотрите. Это — наш вестибюль. Это — лестница. Это — лифт. Это — коридор. Это — мексиканский кактус, только на той неделе привезли. Это уборщик — дед Митя.
— Здоров, Митрофаныч! — махнул рукой морщинистый дедок, оторвавшись от пульта автоуборщиков.
— Ну а чем вы вообще здесь занимаетесь? — вежливо спросил Мочальников, делая какую-то отметку в окне эль-планшетки. — На чем ваш НИИ… специализируется?
— Да на всем, батенька! Совершенно на всем! И военные заказы выполняем, и частные, и даже от президента, бывает, поступает что-нибудь эдакое…
— Кхем!… — кашлянул в кулак Эдуард Степанович.
— Ах да, конечно, все понимаю — строгий секрет, государственная тайна! — прижал палец к губам Гадюкин. — Хотя вам-то, батенька, можно, вы же из Комиссии! Ну что, давайте посмотрим мое хозяйство?…
Персональный комплекс профессора Гадюкина занял половину четвертого этажа.
— Хотя вам-то, батенька, можно, вы же из Комиссии! Ну что, давайте посмотрим мое хозяйство?…
Персональный комплекс профессора Гадюкина занял половину четвертого этажа. При входе сидела миловидная секретарша — рыженькая, в изящных очках. Казалось, ее лицо не знало других выражений, кроме безграничной скуки и презрения ко всему окружающему. Челюсти девушки непрерывно работали, пережевывая жвачку с опытностью умудренной жизнью буренки.
— Доброго утречка, Мила! — радостно улыбнулся ей Гадюкин.
— Доброе утро, профессор, — с неожиданной приветливостью проворковала секретарша, кокетливо хлопая ресницами.
— Ко мне никого не пускать, мы с товарищем ревизором чай будем пить!
— Да мне некогда… — запротестовал Мочальников.
— Бу-дем! — подтолкнул его в спину Гадюкин. — И не возражайте, батенька, и не возражайте, отказа я не приемлю! Чай у меня сегодня замечательный, эвкалиптовый!
Личная территория профессора выглядела несколько… сумбурно. Лаборатории, мастерские и просто жилые комнаты переплетались и пересекались, образуя самые необычные комбинации. Как и многие другие сотрудники, Гадюкин квартировал прямо здесь, в институте, поэтому не покидал рабочего места даже ночью.
Сложнейшие приборы и лабораторные столы, сплошь заставленные химикалиями, соседствовали с мирными диванами и кофейными столиками. На одном из них в самом деле исходил эвкалиптовым ароматом заварочный чайничек. Мочальников устало вздохнул, понимая, что от чаепития не отвертеться. Ласковый взгляд профессора буквально вдавил его в кресло.
— Лелик, принеси-ка нам сахарку! — крикнул в приоткрытую дверь Гадюкин.
— У-гу… — невнятно пробурчали оттуда.
В следующую секунду Мочальников еще глубже втиснулся в кресло, чувствуя, как глаза вылезают из орбит. Существо, поставившее на стол маленькую фарфоровую сахарницу, выглядело так, будто сбежало из малобюджетного фильма ужасов. Двух с половиной метров росту, горбатый, лоб скошенный, ноздри вывернутые, челюсти выдаются вперед, все мышцы чудовищно гипертрофированы…
— Знакомьтесь, батенька, это мой ассистент, — как ни в чем не бывало улыбнулся Гадюкин. — Лелик, поздоровайся!
— Джу-гу! — прорычал монстр.
— Что… кто это?!
— Говорю же — мой ассистент, — скучающе ответил профессор. Судя по равнодушным лицам его самого, главбеза и непосредственного объекта разговора, они давно привыкли к подобной реакции. — Зовут — Лелик. Просто Лелик, без фамилии.
— И откуда он такой взялся?… — сглотнул Мочальников, делая еще одну отметку в эль-планшетке.
— Из Эстонии, — ни на миг не задумался Гадюкин.
— Хотите сказать, что он эстонец?
— Ну да. Чистокровный. Лелик, подтверди.
— Га-ху, — подтвердил Лелик.
— Хотите сказать, что это он говорит по-эстонски?…
— Нет, это он говорит по-русски. Но эстонский он тоже знает. Лелик, скажи что-нибудь по-эстонски.
— Ру-пу-гу! — прорычал великан.
Мочальников нервно посмотрел в его крошечные глазки и решил пока что оставить вопрос с происхождением гадюкинского ассистента. Но пометку в эль-планшетке сделал.
— Лелик, ты чем был занят, пока мы тебя не побеспокоили?
— Агуг, джага-Га!
— А-а-а, понятно… И кто кого?
— Ры-гы!
— Ну ты бы поддался, что ли… Он же слабей тебя!
— Бра-а…
Ревизор бросил быстрый взгляд в сторону Эдуарда Степановича.
Главбез спокойно прихлебывал из чашечки с цветочками, явно считая, что все в полном порядке.
А если что-то и не в порядке, то это временное явление.