При виде искусственного мозга, мирно лежащего на столе, Эдуард Степанович вздохнул с облегчением. Профессора сделали ему прозрачный каркас, подключили камеры, микрофоны и антенны, голосовой синтезатор, гибкий манипулятор и еще множество устройств загадочного предназначения. Выглядело все это не слишком эффектно — словно компьютер, собранный кружком «Юный Самоделкин», — но, похоже, работало.
Манипулятор искусственного мозга не бездействовал — он сортировал крошечные винтики, раскладывая их по размеру. За этим процессом внимательно следил профессор Прилипко, что-то отмечая в развернутых окнах эль-планшетки. Иногда мозг ошибался, манипулятор ронял винтик или клал его в неправильное отделение — тогда Прилипко вносил исправления.
При появлении Гадюкина и Эдуарда Степановича крохотная линза, установленная на каркасе, слегка повернулась, а из динамиков прозвучал приятный мягкий баритон:
— Здравствуйте, профессор. Рад вас видеть.
— Здравствуй, Альберт, — ласково ответил Гадюкин, садясь за стол. — Чем занимаешься?
— Мы учимся различать предметы по размеру. Это интересно.
— Он делает успехи, Аристарх Митрофаныч, — доложил Прилипко. — Почти перестал ошибаться.
— Очень хорошо, батенька, продолжайте. Альберт, познакомься с Эдуардом Степановичем — это он нам тебя заказал.
— Рад с вами познакомиться, Эдуард Степанович, — ответил мозг.
— Взаимно… Альберт, верно?… Вы дали ему имя, профессор?
— Сами посудите, батенька, не может же разумное существо не иметь имени? — улыбнулся Гадюкин. — К тому же он сам его выбрал.
— В честь Эйнштейна?
— Кто такой Эйнштейн? — влез мозг. Эдуарду Степановичу показалось, что в голосе машины звучит тревога. — Я неоригинален? Это имя уже занято? Я постарался выбрать необычное.
— Мы пока не подключали его к Паутине, — прошептал Гадюкин. — Стараемся обучать постепенно, не перегружать, не обрушивать слишком большую лавину информации, так что он еще многого не знает. Но учится очень быстро — две недели назад Альберт вообще не мог говорить, а неделю назад разговаривал, как роботы из старых фильмов. Помните?… А теперь, сами видите, уже начинает формироваться личность…
— Профессор, а когда он будет готов для демонстрации на публике?
— В принципе… в принципе, он уже готов, батенька… — задумчиво сощурился Гадюкин. — Мышление Альберта развито еще не в полной мере — сейчас его можно сравнить с ребенком лет семи-восьми… Но он, несомненно, уже совершенно разумен — это не просто компьютерная программа, не псевдоинтеллект для электронной оболочки, которые производят мелко-мягкие…
— Превосходно.
В таком случае, завтра я его забираю.
— Что? Забираете? Куда забираете, батенька? — забеспокоился профессор.
— Завтра наш президент летит в Белый Дом — с ответным визитом. А ребята из Силиконовой Долины уже подвезли туда свой искусственный мозг… кстати, вы были правы, у них действительно получился шкаф размером с комнату. Так что нам надо продемонстрировать свой — или президент проиграет пари.
— А на что спорили-то?
— Не волнуйтесь, профессор, только на интерес… Но если мы проиграем, это больно ударит по престижу. Нам бы после Олимпиады оправиться…
— А я говорю, никакой это был не допинг! — грохнул кулаком по столу Гадюкин. — Судей купили!
— Профессор, я не знаю, чем вы там обкололи наших спортсменов, но вы явно перестарались. Когда бегун проходит марафонскую дистанцию за восемнадцать минут, даже до последнего идиота обычно доходит, что здесь что-то не так. Черт возьми, Осипова не смогли догнать даже на мотоцикле!
— Скажите спасибо, что я Лелика не выставил… — пробурчал Гадюкин. — А он так мечтал получить золото за штангу…
— Да, я помню, как он бегал вокруг института с грузовиком на плечах, — сухо подтвердил Эдуард Степанович. — Запаковывайте вашего Альберта, профессор, завтра он летит в Вашингтон. Кто из вашей команды будет его сопровождать?
— Да я сам!… я сам!…
— Сожалею, профессор, это исключено. Президент строго-настрого запрещает выпускать вас из страны. Ваша голова слишком дорого стоит.
— Тогда Лелик.
— Ему тоже нежелательно. Нужен кто-то, кто знает английский.
— Лелик знает. Он восемь языков знает.
— Да, только его английский ничем не отличается от его русского — точно такие же «гы-гы»… Может быть, Иванова? Иван Ильич вроде бы достаточно…
— Вот этого не стоит, батенька… — поморщился Гадюкин. — Понимаете, дело в том, что у Альберта с Иваном Ильичом не самые лучшие отношения… Они уже два дня не разговаривают…
— Что-что?
— Я же вам говорю — у Альберта формируется настоящая личность. И сейчас он примерно соответствует семилетнему ребенку. Обидчивый ужасно… Чего-то он там хотел сделать, а Иван Ильич ему не позволил… вот и дуется до сих пор. Возьмите лучше Отрубянникова или Прилипко…
— Ну что ж, вам виднее. Подготовьте все, что нужно, я завтра зайду.
На следующий день Эдуард Степанович в компании Отрубянникова и Прилипко, а также черного титанового ящика, пристегнутого к обоим профессорам сразу, сел в президентский самолет и отбыл на другой берег Атлантики. Большая часть НИИ «Пандора» не обратила на это никакого внимания — главбез довольно часто отлучался по своим делам. Но на четвертом этаже сразу воцарилась тишина и скука — команда Гадюкина, целый месяц без устали работавшая над проектом «Мимир», лишилась своего детища и теперь не знала, чем себя занять.