— Это что еще за?… — прошептал Стуолмедон.
— Какое-то природное явление… стихия… наверное… или…
Темные фигуры приблизились так затмили горизонт, упираясь макушками в небеса. Одна из них замедлила неспешное движение и начала медленно пригибаться к земле. От второй изошел жуткий трубный рев — тягучий, басовитый…
Захаров остановился посреди тротуара и нагнулся, держась за натруженную спину.
— Нашел что, Михалыч? — спросил Уральцев. — Монета?…
— Игрушка вроде… — поднял находку Захаров, моргая близорукими глазами.
— Глянь, ракета космическая!
— Ну-ка… Ишь ты! Тонкая работа — размером с палец, а прямо как настоящая! Японская, небось.
— Или корейская… Ребенок, что ль, какой потерял? В стол находок ее, что ль?…
— Да ты что, Михалыч, из-за такой фитюльки валандаться! Потерял, сам и виноват — не будь растяпой. Себе оставь.
— Да на что мне эта цацка?… Внуку отдам — пускай играется пацан…
— Отдай, конечно. Ладно, пошли быстрей, парк уже закрывается…
Ревизия
Мочальников поправил очки и развернул в эль-планшетке еще два окна. Нельзя сказать, чтобы нынешняя проверка доставляла ему удовольствие, но он привык выполнять работу с максимальной скрупулезностью.
Учреждение, с которым предстояло иметь дело сегодня, называлось научно-исследовательским институтом «Пандора». Расположилось оно за пределами города, отдельно ото всех, а охранялось почище склада ядерных боеголовок.
Что такое это самое НИИ «Пандора», и для чего конкретно предназначено, Мочальников не имел ни малейшего представления. Как и те, кто его сюда направил. О загадочном институте ходили самые разные слухи, но в одном они сходились — ничего хорошего за этим белоснежным забором не происходит.
Некоторые считали, что институт курируется непосредственно президентом. Другие — что это особый отдел ФСБ. Третьи — что всем здесь заправляет военщина…
Кому именно НИИ «Пандора» подотчетен, Мочальников так и не выяснил. Но судя по количеству получаемых дотаций, претензий к своему подопечному у этого кого-то не было, и никаких ревизий он проводить не собирался.
Однако на свете существует еще и Комиссия.
Полное название организации, в котором Петр Захарович Мочальников трудится уже почти два года, звучит несколько длиннее, но все называют ее попросту Комиссией. Учредили ее в качестве третейского судьи — как совершенно независимый орган, обладающий полномочиями в любой момент провести ревизию в ЛЮБОМ учреждении. Частном или государственном — неважно. Причем безо всякого предупреждения. Формально Комиссия может залезть с проверкой хоть в кабинет президента.
Правда, этой возможностью она как-то не очень злоупотребляет…
Надо сказать, Комиссия приносит немалую пользу. За последний год ревизоры Комиссии и в самом деле вскрыли несколько вопиющих безобразий. Они суют носы повсюду — от платных туалетов до военных баз — и везде выискивают нарушения и беспорядки. Правда, действуют очень разрозненно, методом случайного тыка — увы, из-за строжайших требований к сотрудникам Комиссия испытывает сильнейший кадровый голод.
Будешь набирать кого попало — очень скоро превратишься в очередную коррумпированную шарашку, которых и так хватает…
Обычно применяется одна и та же простенькая схема — в учреждение, вызвавшее подозрения, отправляется ревизор Комиссии и проводит беглый осмотр. В зависимости от полученных впечатлений он выносит вердикт — оставить в покое или устроить полную проверку…
Полная проверка зачастую заканчивается тем, что руководство провинившегося учреждения в полном составе отправляется на нары.
Надо сказать, Мочальников свою работу любил. Приятно, когда перед тобой постоянно заискивают. Приятно чувствовать себя этаким вершителем судеб, знать, что достаточно одного слова, и твой собеседник кубарем полетит с должности…
На лапу ему тоже совали часто. Точнее, пытались совать — к взяточничеству Комиссия относится беспощадно.
Точнее, пытались совать — к взяточничеству Комиссия относится беспощадно. Единожды уличенный тут же вылетает с треском — и, как правило, прямиком за решетку. Поэтому служащие Комиссии уже давно прославились двумя качествами — неподкупностью и туповатостью.
Некоторые считают, что первое качество развилось у них именно благодаря второму.
Сейчас перед Мочальниковым стояли двое. Лучезарно улыбающийся старичок с разрастающейся лысиной и подтянутый особист средних лет, меланхолично жующий бутерброд с семгой.
— Так-так… — еще раз заглянул в файл Мочальников. — Так-так… Насколько я понимаю, в вашем НИИ официального главы нет — своего рода анархия… Однако неофициально всем здесь заправляете вы двое… Вы возглавляете ученую часть, а вы — административную… Я все правильно понял?…
— Правильно, батенька, — ласково улыбнулся ему старичок.
— Вы у нас Аристарх Митрофанович Гадюкин, профессор… кандидат наук… действительный член академии… ого, какой длинный список…
— Нобелевский лауреат! — важно надул щеки Гадюкин.
— Нобелевский?… — удивился Мочальников, меняя окна. — Вы уверены?… У меня про это…
— Шутка! Шутка, батенька!
— Понимаю, — осторожно кивнул Мочальников, с опаской глядя на профессора. Шуток и розыгрышей он не любил с детства. — Так-так… А вы у нас, значит, Эдуард Степанович… а как фамилия?… Фамилии у меня почему-то не написано…