Распределение обязанностей на этом бы и закончилось, но в разговор неожиданно встрял Горыныч. Он заявил, что не может отпускать Рабиновича с одним только Грифлетом на вражескую территорию. Не дай бог, с драгоценным Сеней что?то случится, тогда все мечты Ахтармерза о возвращении в отчий дом накроются медным тазиком. Горыныч предложил свою кандидатуру в качестве телохранителя. Но ему самым беспардонным образом было отказано.
— С такими, как у тебя, рожами на людях можно только в мешке появляться! — порадовал Горыныча Каута. — Сиди лучше в лагере и дичь поджаривай, очаг самоходный!
— На свою рожу лучше посмотри, — обиделся Ахтармерз. — Расист пещерный! Рабинович дальнейшие споры пресек, заявив, что Горыныч с его знаниями гораздо полезнее будет внутри лагеря. Да и подозрений к путешественникам не привлечет. А для успокоения трехглавой монстровской душеньки Сеня согласился взять телохранителем Кауту.
В качестве оруженосца сэра Грифлета. Рыцарь, кстати, вообще ни слова против не сказал. Видимо, старательно обучался христианскому смирению. Зато обиделся Жомов.
— Оставь моего сакса в покое! — заорал Иван. — У тебя вон Аллан хитромудрый есть. А Каута мне в лагере нужен. Кто посты будет проверять? Мне, что ли, по скалам козлом скакать?
— Козлом можешь не скакать, — перебил его Рабинович. — Можешь
ящерицей ползать. Вон Горыныч научит. А Кауту я возьму, поскольку у Аллана
и без того работы полно.
В общем, спорили два мента довольно долго (причем в выражениях не стеснялись, чем вогнали в краску случайно подслушавшую разговор летучую мышь), но итог оказался вполне прогнозируемым: Рабинович настоял на своем. Переубедить Сеню еще вообще никому не удавалось!
Весь день до приезда было решено посвятить благоустройству лагеря. Следовало привести новое жилье в приемлемый вид. Чтобы хоть спать спокойно можно было. Поэтому распоряжением начальника штаба был назначен ПХД. Лишь Аллана сразу после обеда отправили налаживать контакты с осведомителями.
Вернуться он должен был завтра к обеду. А с утра в Ноттингем уезжали Грифлет и Каута для разведки и сбора новостей.
Жомов, получив возможность гонять иоменов из угла в угол, совершенно успокоился. А после обещания Попова к вечеру нагнать самогонки, используя кое?что из кухонного инвентаря, и вовсе воспрял духом.
— Хрен с тобой, Сеня. Бери Кауту, — великодушно махнул рукой Жомов. — Только учти, я твоего шибко ценного Аллана тоже припахивать буду!
— Имеешь полное право, — согласился Рабинович и пожал другу руку. Мир был восстановлен!
Если не считать того, что раза три Мурзик по ложной тревоге поднимал на уши весь лагерь, ночь прошла относительно спокойно. Утро выдалось просто восхитительным! Отоспавшееся солнце вызолотило первыми косыми лучами верхушки дубов и вязов, словно корону лесного властелина. Оно же разбудило мелких пичуг, заливших мелодичными трелями всю округу. И даже легкий ветерок не посмел испортить великолепие утренней ироды. Он лишь нежно пригладил лепестки вереска, усыпанные сверкающими жемчужинами росы. Но Попову было наплевать на все красоты!..
— Убью гада! — заорал Андрюша, едва выбрался спозаранку из своего номера?люкс по нужде. — Найду, и все отверстия цементом закупорю! Крик Попова, как обычно, произвел фурор среди случайных слушателей: две малиновки умерли от разрыва сердца, а единственная в лагере престарелая летучая мышь окончательно оглохла и с тех пор летала только с поводырем — жалостливым филином.
Большинство иоменов Андрюшу до этого не слышали. Поэтому истошный
вопль приписали не ему, а трубам Армагеддона.Перепуганные бойцы бросились
из пещер навстречу четырем всадникам конца света, подсчитывая собственные
грешки. Каково же было их облегчение, когда внутри каменного колодца
вместо четверки предвестников Апокалипсиса оказался один Попов. Впрочем,
радовались мальчики недолго. Поскольку Андрюша заорал еще раз!
— Какая тварь мне под дверь нагадила?! — рявкнул Попов, снимая с правой ноги перемазанный ментовский ботинок. — Сознавайтесь, сволочи!
Естественно, брать на себя вину никто не хотел. Впрочем, понять аборигенов тоже можно! Мало того, что они еще с культурой личной гигиены незнакомы, так еще вчера вечером отдельно помещение под сортир выделить никто не догадался. А если прибавить к этому ночную темноту, то можно понять, что каждый справлял свои естественные надобности там, куда успел дойти. Попов это, естественно, понимать отказывался!
— Ищи, Мурзик! — рявкнул Андрюша, сунув под нос псу перемазанный ботинок. Верный друг, однако, в помощи Попову отказал. Мурзик самым пренебрежительным образом повернулся к Андрюше задом и все остальные команды наглым образом игнорировал.
Бедный Попов так и носился бы вокруг пса с ботинком в руке, если бы Сеня не остановил его.
— Андрюша, это собака, а не муха! — проговорил Рабинович. — Мурзика привлекают несколько иные вещи. А по поводу тебя могу сказать: деньги к деньгам, добро к добру…
Разгневанный Попов психанул и запустил в сторону иоменов измазанным башмаком со строжайшим приказом через минуту вычистить. Обувку Андрюши, естественно, привели в божеский вид саксы, которым возиться с навозом было не привыкать.