Оторопевшие стражники, ставшие вмиг похожими на игроков в поло, оказавшихся на поле против мотобольной команды, застыли живописной скульптурной группой. Их предводитель, что?то рыча из?под съехавшего на подбородок шлема, попытался подняться. Попытку выбраться из партера пресек Рабинович, приложившийся верной дубинкой к металлическому нагруднику вожака. От такого безжалостного обращения парень сантиметра на четыре вдавился в утоптанную землю, забыв о том, что собирался сказать. Рабинович со скромным видом Давида, победившего Голиафа, убрал в сторону дубинку и наклонился к предводителю стражников. Бедный бритт от созерцания длинноносой физиономии несокрушимого Сени едва не закопался в грунт еще глубже. На этот раз без помощи «демократизатора».
— Запомни, нечестивый смерд, и передай своему хозяину, — с грацией короля танзанских аборигенов произнес Рабинович. — Если здесь еще раз появятся его прихвостни, то я лично надеру ему задницу!
— Как твое имя, благородный рыцарь? — прохрипел перепуганный предводитель стражников.
— Рабинович, — скромно потупив взор, представился Сеня. — Остальное неважно!
— Ранби… Расби… Рабинс… — попытался выговорить предводитель и наконец сдался:
— Счастлив был получить от вас урок, сэр Робин!
Рабинович застыл, пытаясь переварить услышанное. Он даже замахнулся на предводителя дубинкой, желая наказать за извращение собственной фамилии, но удержался от удара. Потому как после этой манипуляции парня пришлось бы целиком выкапывать из?под земли. А за спиной у Рабиновича гадливо захихикал Попов.
— Ну, Сеня, — сквозь смех проговорил Андрюша. — Вот тебя твои любимые аборигены и окрестили! Да как этот чувак в точку?то попал…
Рабинович резко обернулся. Он хотел запустить в Попова дубинкой, но передумал. В конце концов, пусть уж лучше Робином зовут, только фамилию так безобразно не коверкают! Обреченно махнув рукой, Сеня пошел назад, прямо к застывшему в немом изумлении Кэю Какамври.
— Мне неловко напоминать, — проговорил Рабинович, обращаясь к старейшине.
— Но после такой трудной победы рыцарям не мешает напиться. А то так жрать хочется, что даже спать негде!
— Конечно, конечно! — залепетал Кэй Какамври. — Благодарные жители Гэлгледа найдут чем отблагодарить своих защитников. Мы умеем отдавать долги!.. Старейшина сделал жест рукой, приглашая троих друзей проследовать для получения обещанной награды. И звал он не в кабак, а в свою резиденцию за корявым частоколом. Гордый Рабинович, хихикающий Попов, пожимающий плечами Жомов и Каута, все еще размахивающий кулаками, прошли в указанном направлении, не обращая больше внимания на улепетывающих стражников сэра Мордреда. Мурзик шел последним, вновь неся забытый Жомовым поводок в оскаленной пасти и от души надеясь, что хоть у старейшины дома блох не окажется!
Пьяный дебош продолжался в доме Какамври до поздней ночи. Поначалу
все выглядело благопристойно. Почти по?европейски. Если не считать того,
что по комнатам гулял сквозняк вперемешку с мошкарой, а дым от кухонного
очага пробирался прямо в пиршественный зал, вызывая на глазах у Рабиновича
слезы умиления.
Поначалу
все выглядело благопристойно. Почти по?европейски. Если не считать того,
что по комнатам гулял сквозняк вперемешку с мошкарой, а дым от кухонного
очага пробирался прямо в пиршественный зал, вызывая на глазах у Рабиновича
слезы умиления.
Расчет хитрого кинолога оправдался на все сто процентов. После открытия чудесных свойств обычной милицейской дубинки Сеня не побоялся вступить в сражение с закованными в ржавое железо стражниками Мордреда и теперь почти в одиночку пожинал плоды воинской славы.
О странных изменениях, происшедших с «демократизаторами», Рабинович предпочитал пока научные дебаты не заводить. Да на обсуждение проблемы никто и не набивался. Попов считал все это последствиями магии Мерлина, в которую еще вчера не верил, а Жомову было на все наплевать. Главное, что местного, пусть и плохого вина подливали в его глиняную кружку непрестанно. Даже Мурзик, получив вожделенную мозговую кость, забрался подальше от людей (местных сучек и блох!) и не подавал признаков жизни.
«Великих рыцарей из земли Сарацинской» — на сарацинов уже никто не обижался — одарили на славу. Жомову досталась аппетитно вонявшая протухшим мясом шкура огромного волка. Целиком, с когтями и головой. Ваня, подержав шкуру в руках, брезгливо сунул ее Рабиновичу. Тот с поклоном принял. Дескать, в хозяйстве все сгодится! Тем более, когда вернемся… Попову, видимо, помня слова Рабиновича о набожности странного толстяка, старейшина лично подарил почти килограммовый серебряный крест, которым толком не умел пользоваться. Крест по углам был помят, от чего создавалось впечатление, что прежний владелец распугивал им нечисть, швыряя в тот угол, где она ему мерещилась.
От такого подарка у Рабиновича едва не случился сердечный спазм. Он так и не смог отдышаться, терзаемый лютой завистью, пока не получил собственные награды: маленькую золотую чашку (от хозяина трактира), заполненную монетами до краев (от благодарного населения), доспехи, мало отличающиеся от наряда предводителя стражников, и соответствующий им меч (от старейшины, с трепетом) и, наконец, вышитую петухами рубаху (от дочки Какамври, с обожанием). Последнюю (не рубаху, а дочку!) Сеня тут же усадил подле себя и не отпускал до… Ну, неважно, до какого момента!