— Это ты, козел, гремишь тазами? — грозно полюбопытствовал Ваня. — В рыло хочешь?
— Ой, напугал. Сейчас в штаны наделаю! — простонал Попов и уронил буйну головушку на подушку, забыв, что ее заменяет.
Глиняный горшок оказался менее прочным, чем тот, что располагался на плечах у Андрюши. Не выдержав лобового столкновения, он раскололся на мелкие черепки. А черепушка Попова от удара сначала об горшок, а затем и о каменный пол загудела громче, чем медный котел.
Андрюша, слегка контуженный, естественно, выдал отборную порцию мата
на всех языках, которые знал (на литературном русском, разговорном русском
и на молодежном сленге русского языка!). И хотя громкость этой ругани не
поддерживалась всеми децибелами, имеющимися в арсенале Попова, для больной
с похмелья жомовской головы и это оказалось излишне громким. Ваня попытал
пнуть непослушной ногой верещавшего Попова. Однако не смог в полутьме
верно оценить расстояния и вместо Андрюши угодил точно по дремлющему
Горынычу.
Трехглавый монстр изобразил футбольный мячик и бодро пропрыгал из одного угла пещеры в другой. Видимо, похмелье у Горыныча оказалось более сильным, чем все его разновидности, известные до этого науке. Монстр не смог даже заметить, что его куда?то транспортировали! Не говоря уж о способе транспортировки.
— Мужики, хватит орать, — умоляюще попросил Горыныч. — И без вас голова трещит.
— Какая из трех? — любезно поинтересовался Рабинович, к ногам которого Жомов отпасовал монстра.
— Из шести, ты хотел сказать? — поправил Сеню Горыныч и закрыл свои …надцать голов последними двумя крыльями. — Сумасшедший дом какой?то. И когда это кончится? Мама, забери меня отсюда! Обещаю, что до ста семнадцати лет даже пива в рот не возьму…
— Тяжелый случай, — прокомментировал ситуацию Рабинович. — Эк как у нас зверюгу?то с самогонки пробрало!
— Да заткнетесь вы, что ли?! — благим матом истошно заорал Попов так, что в пещере сразу завелось эхо.
Оно попрыгало от стенки к стенке, искажая смысл сказанной Андрюшей фразы, а затем сбежало обратно в лес, решив не травмировать свою психику незнакомыми уху эстета выражениями. После этого позорного отступления в пещере Мерлина стало так тихо, что стало слышно, как храпит Каута. Просто храпит, и все!..
— Мальчики, вы уже закончили? — послышался из?за занавески нежный голосок Ровены. — Мне уже можно выйти?
— Не вздумай! Тут Жомов без штанов, — остановил принцессу Андрюша. — И еще неизвестно, у кого их поискать нужно. Вон Каута спит до сих пор. Видно, укатали Сивку крутые горки…
Попов понял, что сказал лишнего, но было уже поздно. Прямо в центр пещеры, едва не опрокинув единственный стол, откуда?то с потолка свалился только что помянутый Сивка с белоснежной гривой. Единственным, что мешало полному сходству этого индивидуума с недавней сивой кобылой, были некие части тела, присущие каждой мужской особи и обычно свисающие между ног. Если, конечно, особь не носит штанов. В этом случае вышеупомянутых частей тела попросту незаметно.
— Е?мое, вот это прокатился! — заплетающимся языком пробормотал
мерин, в котором проницательный читатель легко узнает того самого Сивку. ?
Хрен больше когда на «американские горки» сяду. И?и?го?го!
Мерин шатающейся походкой поплелся к выходу из пещеры, а все присутствующие провожали его взглядом, не в силах произнести ни слова.
— Мальчики, кто это был? — раздался из?за занавески голосок Ровены, едва на ступеньках смолкло цоканье копыт.
— Андрюшин друг, — ехидно ответил Рабинович.
— Белая горячка, — почти одновременно с ним произнес Иван. — Ну, о?очень белая. Причем совершенно бесплатно.
— Мужики, я, честное слово, не хотел, — растерянно переводя взгляд с одного недружелюбного лица на другое, пробормотал Попов. — Как?то само вырвалось.
Ответом на эти оправдания была гробовая тишина, за исключением незначительного возгласа Мурзика. Пес вчера, как и ранее, не выпил ни глотка алкоголя, но после утренней встряски явно чувствовал себя не в своей тарелке.
Он облаял Попова, затем Рабиновича и, гавкнув пару раз в сторону исчезнувшего Сивки, окончательно успокоился.
— Андрюша, а ты дурак! — обрадованно проговорил Жомов, прервав затянувшееся молчание. — Штаны?то на мне.
— А?а. Значит, померещилось, — промямлил Попов, совсем забыв о том, что собирался пошутить. — Надо завязывать с этой пьянкой…
— Так мне можно выходить? — нетерпеливо перебила Андрюшу Ровена, не расслышав самой умной фразы, произнесенной Поповым за всю свою жизнь.
— Да! — гаркнули ей в ответ все в один голос.
От этого крика проснулся, наконец, Каута.
От этого крика проснулся, наконец, Каута. Он полчаса раздраивал рукавом затекшие глазки, стараясь рассмотреть что?либо в утреннем полумраке пещеры. Увидел сакс немногое. Однако и этого ему хватило, чтобы почувствовать напряженную обстановку вокруг Попова.
— Что это было? — хлопая ресницами, спросил Каута. — Я что?то пропустил?
— Да, — ответил ему за всех Рабинович. — И я тебе завидую…
Как Сеня ни старался сохранить спокойствие, однако к сюрпризам Попова привыкнуть было трудно. Ладно еще, когда предыдущие ненормальности случались на некоторой дистанции от него. Но в этот раз горделивое сваливание с потолка и бравое шествие Сивки прямо перед носом Рабиновича вывело начавшего привыкать ко всему кинолога из душевного равновесия.