— Есть, субчик, — потрескавшиеся и обветренные, но от этого ничуть не потерявшие своей прелести губки кривятся в подобии улыбки.
И мы легонько расслабляемся. Самую малость — потому что я бросаю через плечо «за мной, и тихо», а потом ужиком, по-пластунски ползу в нужном мне направлении. Маршрут уже проложен. Огненной извилистой линией он горит в моей голове, и я смог бы пробраться по нём даже ночью. Всё что надо, высмотрено, всё что возможно учтено.
Даже вот это.
— Гоблин, щипцы и ко мне. Лёха, посматривай сзади…
Путь преграждает тонкий, едва заметный усик затаившейся чуть в сторонке мины. Сконцентрированная смерть тускло поблёскивает на хмуром свету, словно досадует — но ничегошеньки сделать пока что не может. И мы вдвоём с Михой, потея от напряжения, возимся с этой подлой штуковиной. Добро бы что хорошее придумали — а то эдакую пакость. Наконец Гоблин с тихим шорохом отодвигает в сторонку тончайшую проволоку.
И кивает.
Мы ползём дальше, по длинной дуге подбираясь сзади к затаившимся пулемётчикам. Наконец, когда подобрались куда ближе, нежели дозволено не то чтобы здравым смыслом, но даже и правилами приличия, я делаю Лёхе понятный жест.
Груда оружия перекочёвывает к опять превратившемуся в Гоблина Михе. Кое-что перепадает и Чайке, и деваха немного развлекается, рассматривая не имеющие маркировок стволы. А мы с Лёхой, вооружённые одними только клинками, с удвоенной осторожностью ползём дальше…
— Да ну их, — Чайка бесцеремонно выкидывает из импровизированного окопа оба трупа. — Всё равно без документов и даже особых примет.
Впрочем, кое-что на нашу долю всё же перепало. Ну, лёгкий пулемёт не в счёт, патронов к нему всё равно кот наплакал. А вот энное количество консервов в саморазогревающихся упаковках это совсем другое дело. Да ещё кофе в здоровенном, ребристо-маскировочного облика термосе.
— Скорее всего, янкесы были. Или британцы — у них со снабжением всегда клёво, — Миха со вполне похвальной предусмотрительностью приканчивает вторую банку пайка, а затем с блаженным и счастливым вздохом растягивается на откосе и почёсывает себя где-то под броником.
Окопчик представляет собою воронку от упавшей сюда хорошей дуры, немного облагороженную затем прежними обитателями. «Дюймов восемь, пожалуй» — лениво думаю я с чашкой кофе в руках — «Что ж, пора?»
— А теперь слушайте сюда, парни, — роняю я в сытую полудрёму, потому что Чайка уже поклевала доставшуюся долю, а теперь придирчиво и недоверчиво осматривает окрестности в свою трубу.
Мне не хочется этого разговора, одно только ожидание его меня тяготит. А всё же, он необходим. Потому я наугад подбираю из мусора блестящую красно-золотистую гильзу и бросаю её Михе.
— Записки Шерлока Холмса читал? А ну-ка, Гоблин, блесни эрудицией и интуицией.
Парень недоверчиво щурится на меня, а потом всё же опускает взгляд к кусочку металла в пальцах.
— Семь-шестьдесят-две на пятьдесят-четыре, под классический винтарь Мосина или пулемёт, — он в сомнении морщит нос, и тут до Гоблина доходит. — Э, да она ж медная — таких уже лет с полсотни не выпускают! И совсем новенькая…
Лёха от удивления открывает глаза и принимает сидячее положение. Его грязная ладонь и себе загребает пригоршню мусора и начинает скептически выбирать оттуда гильзы. Он озадаченно цокает над такой же как у Михи, а потом вытаскивает из кучки одну покороче. Рассматривает её, принюхивается, и глаза его откровенно лезут на лоб.
— Гоблин, ты погляди — медная, от парабеллума — но прикус не пистолетный, — кургузая гильзочка щелчком переправляется к Михе.
Один только взгляд на донышко, и теперь изумляется тот.
— Ну, теоретически даже УЗИ может быть… — нерешительно заявляет он.
— Нет, ну ни ума, ни фантазии. Мальчики, а вы слышали утром эдакую заполошную стрельбу на той горушке, которую командир нас десятой дорогой обвёл? — Чайка презрительно сплёвывает. — Медленно стукотело так, и чуть вроде как деревянно. И шепчет мне сердечко, что не зря мы от неё подальше держались.
Лёха ещё не верит.
— Да откуда тут шмайсерам взяться, вы чё — охерели?
Я встреваю в разговор всем авторитетом командира и чуть более старшим возрастом.
— Ну, шмайсер не шмайсер, а какой-то из тогдашних машинен-пистолей точно, — затем бесцеремонно беру Лёху за ухо и поворачиваю грязным лицом вниз по склону. — А всмотрись-ка в покойников, голубь ты мой. Как возможно, чтоб янкесовские зелёные береты или парашютисты Её Величества хлестались с ягдкомандой вермахта? Сколько лет меж эпохами?
На славянской физиономии парня даже сквозь грязь проступает удивление, постепенно сменяющееся задумчивостью.
— И в самом деле, командир. Я чё-то сразу как-то не въехал.
На удивление, Гоблин реагирует куда спокойнее. Гильза ещё пару раз подпрыгивает на его ладони, прежде чем он озвучивает так и вспыхнувший в глазах интерес.
— Это что ж тут, вроде Зоны что-то? Как у Стругацких в их Пикнике? Я с самого начала замечал жуткие непонятки, а теперь и вовсе такое…
Я невесело киваю.
— Типа того, хлопцы. Переходная зона… да и чёрт с ней, пусть яйцеголовые разбираются, им по должности положено. А мне приказано всех по своим мирам развести. Вас к себе домой, Чайку в другое место.