Он повернул голову в сторону, где с ноги на ногу переминался тощий гоблин с «штурмганом» на плече, который остановил колонну пленных и терпеливо дожидался, пока их милость изволят потерять интерес к какой-то эльфийской высокородной шлюшке. Поковырявшись в валяющемся рядом туго набитом солдатском вещмешке, Вал достал оттуда блок «Кэмела». Взвесил задумчиво в руке, и швырнул упаковку оживившемуся солдату.
— Проваливай. А эту, — он со своей высоты назидательно указал пальцем на всё ещё коленопреклонённую эльфку. — Эту ты никогда не видел.
Гоблины хоть частенько и ведут себя как последние сукины дети — но по большому счёту, всё же не законченные стервецы. Потому охранник понимающе осклабился, отдал честь и бегом вернулся к терпеливо дожидающейся колонне.
— А ну топайте, злыдни! — и сам весело, вприпрыжку засеменил вслед за двинувшимися понурыми пленными.
— Встань, дева златокудрая, не натирай колени, — чуть нараспев произнёс Вал.
Эльфка хмуро повиновалась, всё ещё не решаясь поднять глаз. Хотела что-то сказать, но не решилась — и лишь горько усмехнулась, размазывая мокрую грязь по щекам.
— Надо же — благородную daeni — и всего за блок сигарет… шлюха и та дороже обошлась бы…
Вад заглянул в ствол пистолета, и решил пройтись ещё раз. Коль серебро с митриловым напылением, то должно и сиять соответственно… но вслух он поинтересовался совсем иным.
— Ну, и каким образом я могу спасти твою дочь от великого и ужасного эльфского суда чести? Предупреждаю — только затем, чтобы где-то в глуши и без свидетелей довести дело до конца.
Госпожа полковница и вполне возможно, чуть ли не баронесса, долго в сомнении кусала заслуживающие куда лучшего обращения губки, но всё же решилась.
— Способ спасти её только один — отвести к подножию алтаря и перед Вечным Лесом объявить её… своей…
Шомпол в крепкой ладони всё-таки сломался и острым краем едва не пропорол изумлённому парню руку. Круто загибают эти перворождённые…
— Нет, я вам, остроухим, удивляюсь — вы хоть иногда думаете? Правду, видимо, говорят, что у эльфов язык без костей, а головы без мозгов. Или госпожа полковница последние дни только шаманскими грибочками питалась? — едко добавил он и показал прямо перед потемневшим в гневе лицом палец. — Сколько?
— Один, — машинально ответила эльфка, вспыхнув от негодования и лишь неимоверным усилием воли взяв себя в руки.
— А вообще, это идея, — покладисто заметил Вал, собирая сияющий «эльвер» и любуясь прекрасным оружием. Ухмыльнулся затем своим мыслям и мечтательно добавил. — Растянуть процесс на долгие годы, превратить каждый её день в пытку, изощряясь и находя новые способы… Это хорошая идея. Ну что ж, где там ваши эльфийские гестаповцы, инквизиторы или как нынче оно у вас называется? Веди уж, показывай дорогу.
Некоторое время на её в любую пору прекрасном лице отчётливо виднелась борьба. И всё же она сдержалась и промолчала. А Вал, мечтательно подставив лицо майскому солнышку, с чувством мурлыкнул:
— Лет пятьдесят я протяну — лишь бы та тварь не сошла раньше времени с ума… Да, кстати, у нас есть чудесный обычай — сначала всё-таки тёщу.
Ну что ж, где там ваши эльфийские гестаповцы, инквизиторы или как нынче оно у вас называется? Веди уж, показывай дорогу.
Некоторое время на её в любую пору прекрасном лице отчётливо виднелась борьба. И всё же она сдержалась и промолчала. А Вал, мечтательно подставив лицо майскому солнышку, с чувством мурлыкнул:
— Лет пятьдесят я протяну — лишь бы та тварь не сошла раньше времени с ума… Да, кстати, у нас есть чудесный обычай — сначала всё-таки тёщу. Поначалу насладиться стонами пыток в подвале — а потом любовными наверху.
Эльфка открыто содрогнулась от первого и непроизвольно мазнула женским взглядом по парню от второго.
— Лучше пристрели меня здесь и сейчас, homo.
Некоторое время Вал серьёзно смотрел на эльфийку, а потом всё-таки невесело усмехнулся.
— Ты ведь знаешь, что она сделала. Так назови мне хоть одну серьёзную причину поступить иначе.
Призадумавшийся ветерок шевельнул вывешенные во всех окнах Эльвенхейма белые простыни и наволочки в знак капитуляции. Принёс из-за угла мерзкий запах гниющей плоти, разметал по широкой улице незримым memento mori.
— Ваши колокольчики звенели… — наконец решилась эльфка.
Вал завернул пистолет в тряпицу, сунул в вещмешок.
— Колокольчики… ты имеешь в виду поисковые амулеты? Серьёзный довод, — нехотя признал он.
Спрыгнул с убитого бронированного зверя, шагнул ближе к эльфийке. Поднял стволом судорожно стиснутого «штурмгана» её подбородок, посмотрел вплотную в эти слегка сводящие с ума глаза. И медленно, с расстановкой произнёс:
— Моего отца, попавшего в плен, замордовали в Освенциме. Тётку и кузину убило во время налёта драконов — вместе с половиной эвакуационного эшелона. Говорят, они страшно кричали, когда горели в вагонах заживо. Оба двоюродных брата полегли под гусеницами гномьих танков. А дядю и одновременно моего сюзерена, на моих глазах зарезала эльфийская диверсантка. Но неужели ты думаешь, что я такой же, как вы?
Он помолчал некоторое время, а его ладонь крепко держала за подбородок точёное лицо эльфийки, не давая ускользнуть в сторону её заметавшемуся в смятении взгляду.