Больше всех ворчали и даже вопили скуповатые и прижимистые, как у них водится, подгорные рудокопы, кузнецы и воители. Вовсе было схватились они за свои секиры — но Кизим вполне резонно предложил, что бородачи могут оставаться здесь, и послужить сырьём для производства некромансером скелетов.
— Думаю, за ваши он выручит по целых три серебрушки… — проронил маг огня, тщательно пряча в глазах усмешку.
Гномы ещё долго кипятились и разорялись — но к тому моменту, когда отсчитывающий возле ворот последние оставшиеся мгновения Валлентайн уже покрылся от страха, что всё разоблачится, холодным потом — всё же бородачи притащили два тяжеленных и приятно ласкающих слух позвякиванием сундука. Три от людей и эльфов уже стояли у широко, по-хозяйски расставленных ног чернокнижника, и тот лишь сейчас поверил, что он всё-таки победил. Тонкой, неверной оказалась тропочка к нынешнему моменту, но сумел он пройти её… а вот и тени объявились… Порядок!
Отправив несколько отрядов кавалерии сопроводить отступающих, Валлентайн тут же выделил и ещё один пехотный — в походном лазарете неудавшейся осады оставалось некоторое количество обожжённых, а также от ужаса крепко заболевших главою. Ну, и дюжина с бунтующим с перепугу брюхом.
— Ладно, пусть отлежатся немного — прокормим, не обеднеем, — он ещё сумел величественно и холодно кивнуть на прощание, и даже степенно уйти за угол ближайшего к воротам дома, прежде чем позволил тошнотворно вращающимся перед взором небу и земле чудным образом поменяться местами…
Так плохо ему не было ещё никогда. Чайка в ипостаси дракона швырялась огнём беззаботно как гоняющий кошку игривый щенок, и Валлентайну приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы почти не подвластная ему стихия огня не расплёскивалась слишком уж сильно по сторонам. Чтобы пламя не испепелило и не прожгло насквозь многих весьма нерасторопных или слишком уж безрассудно смелых, убегающих последними. И теперь он вполне представлял, как чувствует себя выкрученная и хорошо отжатая тряпка… судороги вновь сотрясли его удерживаемое слугами и друзьями тело — с тем, чтобы завершиться спазмами от желудка к горлу.
— Ох, мать-моя-женщина, до чего же плохо… — кое-как простонал он и обмяк, чувствуя как по коже струится холодный пот.
Впрочем, вполне возможно, что то на самом деле оказывались ещё прабабкины зелья ведьмы или же лёгкая, невесомая целительская магия эльфа — Валлентайн сообразить толком не успел — его вновь и вновь выворачивало наизнанку прямо с края своей постели, куда его уже в забытьи приволокли огненные воительницы.
— Зачем было так напрягаться, наводить страху на ту армию? Можно было и послабее, — Эндариэль что-то изменил в своих чарах, и извивающемуся в судорогах волшебнику стало чуть полегче.
Настолько, что сквозь буханье и колокольчики в ушах удалось расслышать бесцеремонный подзатыльник, а затем и ворчание Селины.
— Дурачина ты остроухий… он же наоборот, усмирял огонь, чтоб как можно меньше народу попалило.
Он ведь обещание дал мне — а слово моего внука даже крепшее будет, чем чернокнижное!
Эльф смущенно заткнулся и продолжил своё дело. А мрачная как ночь Чайка у окна, от которой за лигу несло гарью, проворчала, что так оно и было — дракошка за проведенные в могиле тысячелетия почти забыла, как аккуратно обращаться с первородным пламенем.
— Грубовато сработала, чего уж тут, — она с наслаждением потянула носом залетевший в окно порыв ночного ветерка.
Славно повеселившиеся нынче огневики вновь скромно прикинулись пламенными копиями прежней Тэлль и теперь дежурили на верхушках башен, добавляя праздничной иллюминации бурно отмечающего победу Ферри-Бэю. Если бы горожане знали — как же худо сейчас приходилсь уже почти обожаемому в народе маркизу и волшебнику! Но умница Верайль прихватила с собой одну огненную девицу (башен-то шесть) и с почётом посещала все места, не забыв отметить вниманием и визитом ни торжественное собрание в купеческой гильдии, ни расставленные прямо на пристанях столы грубоватого пиршества моряков, ни кварталы работного и ремесленного люда.
— Мой сын очень, очень устал, стараясь по мере возможности пощадить солдат противника. Ведь истинно великому правителю свойственно великодушие, не только жёсткость? — эти слова слушали жадно, забывая даже про кубки и чаши в руках, и тонкие речи ламии находили самую благодатную почву и горячую, даже ревнивую поддержку в простых и честных сердцах.
Какого ж ещё маркиза надобно славному Ферри-Бэю? Вот они, сегодня и город защитили и даже выкуп с лихих людей и елфов стребовали, поместили часть в Купеческий Банк. Чтоб, значит, торговому и работному люду условия и кредит создать. Да пожертвовали на вдов и сирот — таковое обхождение в здешнем мире оказывалось и вовсе в диковинку. А себе ни цехина не оставили! Вот именно последнее так потрясло и даже расстрогало почтенных или не очень горожан, что уважение к лорду и волшебнику взлетело уж и вовсе в недосягаемою высоту.
— Как их сиятельство отдохнут и поправят силы, то непременно, обязательно заглянут к вам! — ламия сладко улыбнулась пирующим и залихватски тяпнула очередную стопку опостылевшего за один этот вечер сока…