— К маркизу-то своему уважение прояви, — веско пробасил Жулик. — А то ведь осерчают… их милость ещё и волшебник не из последних. Молнией промеж глаз давно не получал?
Мальчишка люто сверкнул глазами, однако шмыгнул носом, посопел, и встал рядом с матерью на колени. Коротко стриженная выгоревшая макушка качнулась и нерешительно склонилась перед господином.
— Ладно, проваливайте отсюда. И больше не горланьте под окнами, — волшебник отчаянно зевнул. Здешний воздух оказался на диво чистым и свежим — он не помнил такого с прошлых своих посещений.
Да и солнышко, солнышко-то! Это выросшему в родном мире такое было привычно — а здесь ясная погода бывала едва ли пару-тройку дней в году.
— Да это замок, ваша милость. С погодой он управляется как вы только желаете, — пояснил Жулик, смеющимися чёрными глазами провожая удирающего Паньку, от которого едва ли на несколько шагов отставала отчаянно словно коза скачущая вниз мать. — Во чешут…
Оказалось, что насчёт завтрака демон не распорядился. То ли забыл о таком весьма нужном и приятном мероприятии за давностью лет, то ли и вовсе не подумал — демонам такое не нужно.
То ли забыл о таком весьма нужном и приятном мероприятии за давностью лет, то ли и вовсе не подумал — демонам такое не нужно. Хоть и съест чего при нужде, и даже кровушки попьёт, а всё же питаться магией ему куда сподручнее.
— Стукнись, — волшебник выставил вперёд руку и сжал в кулак.
Виновато моргнув, Жулик покорно вжал плечи и потрусил поближе. Стукнулся жалобно хрустнувшей мордой — да так, что у Валлентайна заныли костяшки пальцев. А тот растёр по скособочившейся харе язычки пламени, тут же поправил всё мимолётным движением руки и как ни в чём ни бывало осведомился — чего же пожелают их милость на завтрак?
Тэлль высунулась в окно и с наслаждением потянула носом чуть солоноватого, набегающего с утреннего моря ветерка. Какая же мерзость эти города! Воистину, люди и гоблины созданы богами из первородной грязи — вот и всё сделанное ими такое же грязное и уродливое. Как же оно отличается от пронизанного столбами света волшебного сумрака под сводами Вечного Леса… Не без сожаления отогнав от себя щемящие воспоминания — вряд ли когда придётся вернуться домой — она ещё раз вдохнула свежего воздуха всей грудью. И тут же поперхнулась.
Грудь как раз чужим взглядом и обожгло — с пыльной улицы на вызывающе торчащие прелести не озаботившейся одеждой эльфки обожающе уставился гоблинский оборванец. С растянувшихся в похотливой улыбке губ капала вожделеющая слюна, а засунутая под лохмотья рука проворно орудовала под штанами. С шумом выдохнув, гоблин дёрнулся в сладких судорогах, а потом обмяк, повалился прямо в пыль и блаженным бессмыссленным взглядом уставился в бездонную небесную лазурь.
Грязное животное…
Эльфка коротко оглядела своё ласкаемое утренними лучами тело. Настроение её оказалось немного испорчено этим извращенцем. Хоть и не было никакой причины стесняться своего естества, но эти люди и гоблины кого угодно до брезгливости доведут.
— А всё же, братишка прав — пару фунтов тебе накинуть ещё не помешает, — из разорённой кровати беззаботно отозвалась ламия.
Ариэла зевнула, мелькнув на миг жемчужными зубками, и сладко потянулась под простынёй. Хоть и непривычно ей было спать в постели по этим дурацким обычаям — но в ощущении чистого белья по всей шкурке всё же что-то такое есть. С вечера едва удалось растолковать затурканному Гарри, что дамы хотят попросту помыться с дороги да завалиться в чистую постель. Коротышка вновь озабоченно потеребил свои седые пряди, пробормотал что-то в том духе, что мыться это какая-то блажь. Но требуемое всё же предоставил.
Для ламии даже притащили самую широкую кровать, занявшую едва не полкомнаты постоялого двора, в то время как эльфка вполне удовольствовалась стоящей у другой стены обычной. Поскольку одежда без предварительной стирки не годилась бы даже на половые тряпки, ею занялась служанка — и лишь две полосы драгоценного шёлка Ариэла очистила каким-то простеньким, доступным ей заклинанием.
Шёлк… он ласкал кожу нежно и легко, словно рука умелого любовника… однако Тэлль мягко попыталась отстраниться — то выбравшаяся из постели ламия вместо того чтобы просто завязать мерцающую зелёным золотом полосу на вчерашний манер, мягко и вкрадчиво опять принялась за своё. А ведь как не хочется останавливать её… и когда вселенная уже готова была расцвести в буйстве сладкого безумия, Ариэла внезапно остановилась.
— Надо же, вы, демоны, оказывается, тоже сладкие штучки, — в обычно насмешливом голоске её прорезалась эдакая лёгкая, однако прекрасно уловленная чутким эльфийским ухом пикантная хрипотца.
«Ну да, всё верно — для них здесь это мы демоны» — сообразила Тэлль, почти содрогаясь в сладкой муке. — «Это нами пугают неслухов, и о нас, злых и мерзких эльфах, рассказывают страшные сказки…» Ноющая от неутолённого желания грудь словно закаменела, выставив навстречу ласкам ждущие соски — и вот на эту-то прелесть коварная ламия и накинула наконец полосу шёлка.
— «Это нами пугают неслухов, и о нас, злых и мерзких эльфах, рассказывают страшные сказки…» Ноющая от неутолённого желания грудь словно закаменела, выставив навстречу ласкам ждущие соски — и вот на эту-то прелесть коварная ламия и накинула наконец полосу шёлка. М-да, смотрелось просто умереть-не-встать от неописуемой смеси желания и восхищения. Две кнопочки под тончайшей тканью так и просились, чтобы на них мягко нажать.
— А мы постоянно живём на такой грани, в полушаге от… — ламия судорожно выдохнула, едва Тэлль коснулась в свою очередь и её. — Не отпускай от себя волну, понежься на ней…