На вершине следующего холма, справа, на расчищенном месте стояли еще одни обгорелые развалины с нетронутой вывеской у въезда.
«Гостиница Шемрок».
Херити быстрым шагом подошел к въезду и заглянул за развалины.
— Задние строения все еще целы, — крикнул он. Он достал из-под куртки пистолет, зашел за руины и, вернувшись через мгновение, объявил: — Никого нет дома. Хотя воняет мочой, если вы не имеете ничего против, отец Майкл.
Когда Джон, священник и мальчик подошли к Херити, как раз начался дождь. Херити пошел вперед по грязной дорожке, гордо показывая на низкое строение без окон, появившееся перед ними с другой стороны.
— Баня и туалеты остаются! — сказал Херити. — Символы нашей цивилизации выживают. Понюхайте, отец Майкл. Пахнет мочой, но и еще кое-чем.
Отец Майкл вошел в открытую дверь обветренного строения, остальные последовали за ним. Дождь уже усилился и громко барабанил по металлической крыше над ними. Отец Майкл принюхался.
— Он чувствует это! — сказал Херити, насмешливо поглядывая на отца Майкла. — Он, как и его драгоценные викинги, мой святой отец, по запаху сена находит поселение, которое можно разграбить. Он учуял запах пивоварни и теперь думает, как было бы прекрасно ощутить этот вкус на своем языке.
Отец Майкл бросил обиженный и умоляющий взгляд на Херити, который только хихикнул.
Джон понюхал воздух. Он чувствовал запах мочи из расположенных рядом туалетов, но Херити был прав: в этой комнате чувствовался аромат пива, как будто его годами разливали на пол, оставляя впитываться. Джон огляделся. По-видимому, здесь была баня и прачечная, но теперь остались только раковины, и те кто-то почти полностью оторвал от стены. Беспорядочная куча разбитого зеленого стекла и бумаги была отодвинута в угол. В остальном пол выглядел подметенным, и только несколько занесенных ветром листьев валялись здесь и там.
Херити скинул свой рюкзак на цементный пол у двери и куда-то нырнул. Вскоре он вернулся, держа в руках, вымазанных черной влажной глиной, пять бутылок гиннессовского пива.
— Были закопаны, слава Богу! — сказал он. — Но я знаю все их штучки, когда они что-то прячут. И в этой яме еще много, достаточно, чтобы утопить все наши печали. Держите, отец Майкл! — Херити бросил темно-зеленую бутылку священнику, который поймал ее трясущейся рукой.
Держите, отец Майкл! — Херити бросил темно-зеленую бутылку священнику, который поймал ее трясущейся рукой. — А вот и для мистера О’Доннела!
Джон взял бутылку, чувствуя ее холод. Он стряхнул грязь с горлышка.
— А теперь вот это! — сказал Херити, доставая из рюкзака консервный нож. — Не смущайте драгоценный напиток.
Когда Херити открыл бутылку Джона и вернул ее, Джон услышал, как О’Нейл-Внутри вопит: «Не надо! Не надо!»
«Один глоток», — подумал он. Только чтобы прочистить горло. Над перевернутой бутылкой он встретился взглядом с Херити. В глазах этого человека было оценивающее, выжидающее выражение, и он не пил, хотя отец Майкл уже успел опорожнить свою бутылку.
Джон опустил бутылку и снова встретился взглядом с Херити, улыбаясь.
— Вы не пьете, мистер Херити.
Джон вытер свои губы рукавом желтого свитера.
— Я наслаждался вашим видом и тем удовольствием, которое вам доставила гордость Ирландии, — сказал Херити. Он передал открытую бутылку отцу Майклу. — Я принесу еще. — Он совершил три ходки, выставив ряд бутылок вдоль стены — всего двадцать, со стеклом, проблескивающим между пятнами коричневой глины. — И там есть еще, — сказал Херити, вытирая бутыль и открывая ее для себя.
Джон цедил свое пиво. Оно было горьковатым и хорошо утоляло жажду. Он почувствовал поднимающееся тепло и вспомнил о рыбных консервах у себя в кармане. Он достал их наружу.
— Мы будем здесь готовить?
— То-то я удивлялся, что там выпирает, — сказал Херити. Он сделал из своей бутылки большой глоток. — Мы можем поесть позже. Сейчас наступил редкий момент для серьезной выпивки.
«Он хочет напоить меня», — подумал Джон. Отставив полупустую бутылку, он выглянул за дверь, ощущая раздраженное бормотанье О’Нейла-Внутри, его вопли, висящие где-то на краю сознания. «Почему я действую по команде О’Нейла-Внутри?» — удивленно подумал он. О’Нейл всегда был рядом, всегда наблюдал, всегда знал, что говорилось и делалось вокруг, всегда особенно внимательно следил за муками тех, кого видел. Джон при этом чувствовал, что этот О’Нейл-Внутри двигает О’Доннелом, как будто О’Нейл был кукловодом, играющим другой личностью на какой-то особой сцене. «И уж Херити-то обрадуется, когда обнаружит этого кукловода!»
— Вы пьете, как воробей, — сказал Херити, открывая другую бутылку. — В той яме на улице, наверное, целая сотня бутылок. — Он передал открытую бутылку отцу Майклу, который взял ее твердой рукой и выпил, не отрываясь от горлышка. Мальчик отполз в угол рядом с разбитой раковиной и сидел там, глядя на мужчин с угрюмым выражением ни лице.
— Я засыпаю, если выпью на пустой желудок, — сказал Джон. Он взглянул на мальчика. — И парень тоже проголодался. Вы согласны, отец Майкл?
— Оставьте священника в покое! — выкрикнул Херити. — Разве вы не видите, что он пьяница, наш отец Майкл!