Кевин О’Доннел ухмыльнулся и открыл коробку на стуле возле него. Он вынул оттуда большой кувшин с толстыми стенками и поставил его на стол. Джон уставился на этот странный сосуд. Он был наполнен янтарной жидкостью, в которой что-то плавало. О’Доннел слегка повернул сосуд в сторону Джона, чтобы тот смог внимательно рассмотреть его содержимое. На Джона уставилось чье-то лицо.
Это была голова!
Глаза были закрыты, но губы слегка раздвинуты. Джон узнал третьего всадника, ехавшего вместе с Херити и Кевином.
— Познакомься с Алексом Колеманом, — сказал Кевин. — Наконец он замаринован в виски. Я уверен, что сбылась его мечта о райском блаженстве.
— Кевин сфокусировал взгляд прищуренных глаз на Джоне, дав знак Доэни не двигаться. — Он был предателем, чье предупреждение позволило Фину похитить у нас гордость Ирландии.
— Кевин, ты… — начал говорить Доэни.
— Не прерывай меня! Ты находишься здесь только потому, что мы тебя пока еще терпим, но скоро наше терпение кончится!
По сигналу Кевина из толпы вышли шестеро мужчин и заняли места в ряду стульев, усаживаясь со скрипом деревянных ножек по полу, покашливанием и приглушенными комментариями.
Кевин резко ударил по столу кусочком дерева, потом поднял его над головой.
— У меня в руках кусок корня лесного дерева из Кешелла. Это знак того, что здесь правит Ирландский Закон.
Это знак того, что здесь правит Ирландский Закон. — Он осторожно положил кусок дерева на стол. — Согласно старому обычаю, мы прибыли сюда на лошадях, как древние короли, подлинные завоеватели. Древние законы будут восстановлены. — Кевин еще раз оглядел комнату. — Присутствует ли здесь О’Нейл?
Никто не откликнулся.
— Семья арестованного покинула его, — продолжил Кевин. — Узник остался в одиночестве. — Он поставил сосуд около себя. — Но триумвират присутствует, и судебный процесс начинается. — Глаза Кевина оглядели комнату еще раз, остановившись наконец на Херити. — Настало время, Джозеф.
Херити осторожно отодвинул сосуд в сторону и вынул листок бумаги из стопки, лежавшей на столе. Он начал читать, изредка поглядывая на Джона.
— Прежде всего мы хотим сказать, что ты, узник, и есть Джон Рой О’Нейл. Мы утверждаем, что ты и есть создатель чумы, надругавшейся над нашей бедной землей и большей частью мира. Она сделала исключение только для британцев и язычников, для которых она стала легким наказанием. Мы говорим, что ты не имел права вредить нам таким трусливым манером. Что ты можешь сказать в свою защиту, Джон Рой О’Нейл?
Джон уставился на голову в кувшине. Она говорила с ним голосом О’Нейла!
«В чем моя вина? — спрашивала она. — Я сделал ошибку. Священник знает об этом! Я сделал ужасную, мучительную ошибку».
«Кто может это отрицать?» — подумал Джон.
«Что же мне еще было делать, — спрашивала голова, — если эти террористы-убийцы, которых ирландцы терпят и даже подстрекают, — что же мне еще было делать, чтобы отомстить за зверское убийство моей семьи?»
— Это была ужасная провокация, — прошептал Джон.
— Неужели узник решил заговорить? — вкрадчиво спросил Кевин.
Джон не слышал его. Голова продолжала говорить:
«Это ирландцы должны предстать перед судом! Это они позволили развиться терроризму!»
Джон молча кивнул.
Отец Майкл искоса глянул на Джона, спрашивая себя, что за странное спокойствие у этого человека, как будто он спрятался в каком-то тайном укрытии, куда не могут проникать звуки.
Доэни повернулся и посмотрел на Джона. «Черт бы побрал Ирландскую честь, — подумал он. — Что подумает этот бедный безумец, когда узнает, что прокурор — это я?»
КАКОЙ ЦЕНОЙ НУЖНО ПЛАТИТЬ!
Но Кевин О’Доннел без сомнений разрушил бы его лабораторию, если бы он не выполнял его приказов. Даже Адриан Пирд пострадал бы, черт его побери! Но они должны продолжать работу с тем, что дал им Безумец. Лекарство от чумы — вот основная задача. Ирландия все-таки может сделать это сама!
Кевин посмотрел на отца Майкла.
— Сделаете ли вы первое заявление, отец?
Отец Майкл кашлянул и внимательно взглянул на Джона.
— Все, что сотворил Безумец, было из-за того, что он испытал насилие. До этого в нем не было злобы.
— Мы будем называть арестованного О’Нейлом! — выкрикнул Кевин.
Херити коварно усмехнулся и отпил еще один глоток из своей бутылки.
— Злоба — это даже не то слово, чтобы описать его намерения, — продолжал отец Майкл. — О’Нейл, кажется, был охвачен слепой яростью, и у него не было других эмоций. Он безумно хотел уничтожить тех, кто разрушил его мир. Мы должны признать, что цель его была точной — не в целом, но вполне удовлетворительной для такой ярости.
Джон стукнул наручниками о железную трубу, уставившись на голову в сосуде. Она продолжала молчать. Почему О’Нейл не пришел к нему на защиту?
— Я не имею в виду, что О’Нейл руководствовался какими-то принципами, — говорил отец Майкл.
— Я допускаю, что он полностью сознавал, кто отвечал за его действия и за то насилие, совершенное против него. Если у него и была какая-то вера, то только вера в то, что он сможет убить всех нас.
Отец Майкл встал и оглянулся, чтобы посмотреть на присяжных. Мальчик отступил на шаг.
— Вне всяких сомнений, это была просто вспышка гнева! — голос священника напоминал раскаты грома. — Гнева против виновников его агонии! Против всех нас! — Он понизил свой голос до монотонного шепота. — Он и нам передал свою страстную ненависть. Что нам с ней делать?