Джимми метнулся из-за матери и схватил мяч. Он держал его, прижав к груди и глядя снизу вверх на Джона, словно не мог поверить в свою удачу.
Женщина облегченно улыбнулась.
— Как это мило с вашей стороны, — сказала она. — Меня зовут Пачен, Гледис Пачен. Мы живем прямо через аллею от вас в шестьдесят пятом. Мы будем рады заплатить за окно. Это не было бы…
— Нет необходимости, — повторил Джон, с трудом сохраняя добрососедский вид. Вторжение соседей — это последнее, в чем он нуждался. Он спокойно произнес: — Будем надеяться, что Джимми заплатит за разбитое другим юнцом окно, когда доживет до моих лет. Мы, мужчины, всегда должны оплачивать стоимость разбитых стекол.
Гледис Пачен рассмеялась.
— Должна сказать, что это мило, очень мило с вашей стороны. Я никогда… Я имею в виду… мы не… — Она смущенно смолкла.
— Полагаю, что за эти месяцы я показал себя очень таинственным типом. — Джон с трудом сдерживал улыбка — Я изобретатель, миссис Пачен; Я весьма упорно работал над… ну, полагаю, пока не стоит об этом слишком распространяться. Меня зовут… — Он заколебался, сообразив, что чуть не заговорил о себе, как о Джоне Гаррете О’Дее. Потом застенчиво пожал плечами и сказал: — Джон Мак-Карти. Думаю, вы еще услышите это имя. Мои друзья зовут меня Джек.
«Хорошо проделано», — подумал Джон. Правдоподобное объяснение. Улыбка. Нет никакого вреда в том, чтобы выдать это имя.
— Джордж будет очень рад, — заявила Гледис. — Он тоже пропадает в гараже. У него там маленькая барахолка. Я… знаете, вы должны прийти к нам на обед. Не принимаю никаких отговорок.
— Замечательно звучит. А то мне уже надоело самому готовить. — Джон посмотрел на мальчика. — Осмотри тот участок, Джимми. Он выглядит как хорошая площадка для бейсбола.
Джимми дважды быстро кивнул, но ничего не сказал.
— Что ж, Гледис, ничего страшного не произошло, — хмыкнул Джон. — Во всяком случае, ничего по-настоящему страшного. Для меня это хорошая возможность лишний раз не мыть окно над раковиной. А теперь нужно возвращаться к работе. Я тут придумал кое-что.
Он небрежно махнул рукой и попятился в кухню. Спектакль, подумал Джон, забивая оконный проем куском пластика. Нет необходимости менять стекло. Все равно все это сгорит сегодня вечером.
Гледис Пачен вернулась на собственную кухню, куда пригласила соседку Хелен Эвери на кофе.
— Я видела, как ты с ним разговаривала, — сказала Хелен, пока Гледис наливала кофе. — Ну и как он? Я думала, что умру, когда увидела, как мяч Джимми врезался в это окно.
— Он довольно милый, — ответила Гледис. — Думаю, он очень стеснительный и… одинокий. — Она налила кофе себе. — Он изобретатель.
— Так вот чем он занимается в своем подвале! Билл и я удивлялись, что там круглосуточно горит свет.
— Он был так добр с Джимми, — вздохнула Гледис, присаживаясь к столу. — Он не позволил мне заплатить за окно, сказав, что задолжал с детства несколько разбитых стекол.
— Что он изобретает? Ничего не рассказывал?
— Нет. Но держу пари — это что-то важное.
14
Никогда не было большего антиирландского фанатика, чем Шекспир. Он был законченным елизаветинским фатом, совершенным отражением британского фанатизма. Они искали оправдания в религии. Реформация! Вот где истоки их политики геноцида. Задним умом мы усвоили горькую истину: любые враги Англии — наши друзья.
Джозеф Херитц
— Нам надо узнать, как он распространяет свои вирусы, — объявил Бекетт.
— Эта проблема все еще не решена.
Это был третий день Команды. Они перенесли свои заседания в небольшую столовую неподалеку от главного кафетерия ДИЦ. Она была ближе к лабораториям, здесь были более яркие стены и освещение, более маленький стол. Из кухни через переход со скользящей панелью можно было получить кофе или чай. Несмотря на возражения Службы Безопасности и звякающую посуду, обстановка столовой всех вполне устраивала.
— Кто-то спрашивал, действует ли Безумец в одиночку? — заявил Хапп. Он слегка отодвинулся в сторону, пока официантки в белом убирали со стола.
— Конспирация? — спросил Лепиков. Он смотрел на удаляющуюся официантку.
— Эти дамы служат в вашей армии, Билл?
Ответила Фосс:
— Это наша самая страшная тайна, Сергей. Два года такой службы, и они гарантировано становятся маньяками-убийцами.
Даже Лепиков присоединился к кислому хихиканью над остроумием Фосс.
— Инфицированные птицы, — задумчиво протянул Данзас. — У нас есть прецедент попугайной лихорадки. Может быть, это модифицированный пситтакоз?
— Мне кажется, что это на него не похоже, — заметил Хапп. — Он не пойдет таким простым путем, нет. — Он посмотрел на синюю папку перед собой, медленно открыл ее, перелистывая сколотые страницы. — Это из его второго письма: «Я знаю, что существуют связи между ИРА и федаинами, японскими террористами, тупамару и Бог знает с кем еще. У меня было искушение распространить свою месть на эти страны, давшие приют подобным трусам. Я предупредил их: не искушайте меня снова, ибо я высвободил лишь малую часть своего арсенала». — Хапп закрыл папку и взглянул на Лепикова, сидевшего напротив. — Мы должны допустить, что это не простая угроза. Не думаю, что он блефует. В свете всего этого мы должны предположить, что у него есть еще несколько путей распространения своих вирусов. Потому что если мы поймем, как он это проделывает сейчас, то сможем перекрыть каналы.