С этого момента Джон позволил себе стать марионеткой, сконцентрировавшись на создании пустого выражения на лице — как будто бы скука. Или долгое страдание.
Первые полчаса в офисе Доэни прошли неважно. Ожидание… ожидание. Что покажут отпечатки пальцев? Как они произведут обследование его зубов? Внезапно зазвонил телефон. Финтан снял трубку с рычага, проговорив в нее лишь одно слово.
— Доэни.
Он выслушал говорящего и ответил:
— Спасибо. Нет… ничего больше.
«Настоящая шарада, — подумал Доэни, когда снова положил трубку на рычаг. — Этот Джон Гарреч О’Доннел не сломался». Он понимал теперь растерянность Херити. Что же было с этим Джоном О’Доннелом?
Доэни развернул свое кресло и выглянул в окно, выходящее на тюрьму Килмайнхам. Может быть, передать подозреваемого Кевину? Тюрьма была неспокойным местом, где люди погибали без видимых причин — в основном по чьей-либо прихоти. Нынешний режим только подтверждал такую репутацию. «Почему мы выбрали именно это место для правительственной резиденции, — спросил себя Доэни.
— Жуткое место, памятник бесчисленным страданиям». Но он точно знал ответ: «Потому что оно достаточно мало и достаточно велико. Потому что расположено в Дублине. Потому что мы должны были снова собраться все вместе. Потому что нам нужен символ. И есть только одно обозначение для Килмайнхама — это символ».
— Ты говоришь, что работаешь в области молекулярной биологии? — спросил Доэни.
— Верно.
В течение примерно двадцати последующих минут Джон подвергся опросу относительно своих знаний, с особым упором на рекомбинацию ДНК. Доэни обнаружил значительные познания в данном предмете, но Джон вовремя чувствовал пределы, когда вопросы попадали в область умных догадок. Он легко определял те сферы, где его собственная эрудиция гораздо превосходила знания Доэни, особенно когда они подошли к промежуточному синтезу. Уловка заключалась в том, чтобы ограничивать полезные сведения, которые можно было бы почерпнуть из ответов.
Доэни откинулся в кресле, заложив руки за голову.
— Как ты думаешь, где ты добился наиболее значительных успехов?
— Моя микрометодика считается вполне неплохой.
— Это то, на чем ты специализировался в университете Вашингтона?
— Да, и некоторые другие вещи.
Приподняв голову, Доэни уставился на пустой стол перед собой.
— Ты имел дело с митотически активными малыми лимфоцитами?
— Разумеется.
Доэни придвинулся вперед, опершись локтями о стол и сложив руки перед собой.
— Я подозреваю, что ты более сведущ в данном вопросе, чем я. Однако у нас тоже есть несколько маленьких открытий.
Пульс у Джона участился. О’Нейл-Внутри встревожился.
— Мне было бы интересно узнать о ваших успехах, — заметил Джон.
— Я хочу предостеречь тебя относительно твоего подхода к чуме, — проговорил Доэни. — Как медицинский исследователь ты будешь иметь тенденцию к необъективности в области данной болезни. Чума обнаруживает особую подверженность этой ошибке.
Джон помедлил с ответом. «О чем говорит Доэни? Не старается ли он меня запутать? Неужели за все это время ирландцы не обнаружили ничего значительного?»
Не увидя реакции Джона, Доэни продолжал:
— Ты немедленно должен столкнуться лицом к лицу с абсолютным уничтожением. Для традиционного исследователя болезни это — вещи, идущие своим чередом. Жизнь продолжается, даже если для какого-то конкретного случая лекарство не было найдено.
Джон кивнул, но ничего не сказал.
— Мы ожидаем, что иммунитет будет развиваться, — объяснял Доэни. — Или же, как мы предполагаем, могут вмешаться другие естественные процессы. Но чума уничтожит человечество, пока мы будем искать решение.
В мозгу Джона послышался шепот О’Нейла-Внутри: «Они узнали о длительном периоде латентности».
Джону пришло на ум, что Доэни все еще прощупывает, хитро и тщательно, пытаясь найти О’Нейла. Когда он подумал об этом, то ощутил О’Нейла отстраненно, глубоко внутри. Доэни был более опасен, чем Херити. Что же случилось с Джозефом, мальчиком и священником?
— Карантин не будет длиться вечно, — изрек Доэни.
Джон почувствовал, что дыхание его стало прерывистым и частым. Он постарался дышать глубже, но испытал сильную боль в груди.
— Неужели ты упустил из виду тот факт, что мы можем столкнуться с проблемой, которую не сможем разрешить? — спросил Доэни.
Джон покачал головой.
— Решение… оно должно быть. — Он подумал о своих собственных словах. Ему никогда не казалось, что месть О’Нейла может привести к полному истреблению человечества. Каждая проблема должна быть разрешима! Он знал, как создавалась чума.
Каждая проблема должна быть разрешима! Он знал, как создавалась чума. Формула ее была в мозгу Джона, своего рода кинопленка, которую он по желанию мог прокручивать. Нет лекарства? Это безумие!
— Ты заметил, что мы в Ирландии уже не создаем каких-либо новых многообещающих мифов? — поинтересовался Доэни.
— Что? — слова Финтана отскакивали, как шарики для игры в пинг-понг, от сознания Джона. «О чем он говорит?»
— Остались только старые мифы о смерти и разрушении, — продолжил Доэни.
— Нам уже надлежит создать Литературу Отчаяния.
— Что вы хотите сказать…
— Что может быть большим доказательством полного поражения?