— Где вы нашли все это? — спросил отец Майкл.
Херити улыбнулся.
— Пища для тех, кто в бегах. Мы закопали множество этого добра по всей Ирландии.
— Значит, вы были здесь раньше, — сказал отец Майкл.
— Значит, был. — Херити повесил свое пончо на колышек у двери и швырнул мешок на стол так, что он опасно зашатался на своей ноге-подпорке. — Сыр Гэннона, — сказал он, посмотрев на стол. — Из него получится хороший ужин, но мясо уже с душком. Вы что, хотите чтобы мы все заболели, святой отец?
— Я не люблю выбрасывать пищу.
— Ага, мы все еще помним голодные времена, не так ли? — сказал Херити. Он взял пакет с мясом и бросил его в огонь. Жир коротко вспыхнул, наполнив комнату едкой вонью тухлой свинины и горелой пластмассы. Херити поглядел через комнату на Джона, стоящего у окна. — Ты знаешь, на что похоже, когда горит свинина, Джон? На нас самих.
Джон продолжал молчать.
Херити взял толстый ломоть хлеба и положил сверху сыр.
Священник с мальчиком подошли к столу и последовали примеру Херити. Отец Майкл передал кусок хлеба с сыром Джону, сказав при этом:
— Благослови Господи эту еду для поддержания нашей плоти.
Джон ел у окна, глядя наружу. Гроза ушла за холмы, забрав с собой дождь. С карнизов все еще падали блестящие капельки воды, заметные при свете, исходящем из окна. У сыра был легкий запах табака и кислый вкус. Джон скорее почувствовал, чем услышал, как Херити приблизился и встал рядом. Дыхание Херити пахло кислым сыром и чем-то еще. Виски! Джон в упор посмотрел на Херити в оранжевом свете пламени. Глаза Херити смотрели прямо, в его движениях не было нетвердости.
— Я заметил, Джон, что ты никогда не вспоминаешь о прошлом, — сказал Херити ровным голосом.
— Ты тоже.
— Ты заметил это, да?
— Это из-за того, что ты что-то скрываешь? — спросил Джон. Он чувствовал себя спокойно и безопасно, задавая этот вопрос, так как знал, что О’Нейл-Внутри никогда не покажется в присутствии этого человека.
Кривая улыбка исказила губы Херити.
— Тот же самый вопрос пришел в голову и мне!
Отец Майкл повернулся спиной к огню и глядел на комнату. Глаза его оставались в тени. Мальчик снова сел у камина.
— Я все спрашивал себя, — сказал Херити, — откуда ты столько знаешь об Ирландии?
— Дедушка.
— Родился здесь?
— Его отец.
— Где?
— В Корке.
Джон остановился, когда уже хотел повторить историю дедушки Джека о семистах винтовках. Это могло уже всплыть, как часть биографии О’Нейла. Когда он подумал об этом, все его тело оцепенело. Он знал, что в его поведении была некоторая безумная осторожность, хотя причина ее ускользала от него. Между О’Доннелом и О’Нейлом все-таки была связь.
«Я знаю то, что знал О’Нейл».
«Они были как родственники», — решил он. Это было беспокойное родство, связь, которой надо избегать.
— Значит, твои предки наполовину ирландцы, — сказал Херити.
— Чистокровные ирландцы.
— С обеих сторон. Ну не чудо ли это!
— К чему все эти вопросы, Джозеф?
— Считай это естественным любопытством, Джон.
Я просто задумывался, где же ты занимался всеми этими штучками с микроскопами, и пробирками, и разными чудесными инструментами науки?
Джон взглянул на свет камина, виднеющийся вокруг темной фигуры отца Майкла, и на мальчика, сидящего неподвижно у его ног. Они выглядели, как силуэты позирующих фигур.
— Ну вот, он не отвечает, — сказал Херити.
— Это было в Вашингтонском университете, — сказал Джон. Это было достаточно безопасно. Весь этот регион был поражен паническим огнем даже еще до того, как он покинул Францию.
— И держу пари, ты был важной фигурой, — сказал Херити.
— Очень второстепенной.
— И как же ты избежал опасности?
— Я был в отпуске.
Херити посмотрел на него долгим, оценивающим взглядом.
— Значит, ты один из счастливчиков.
— Как и ты, — сказал Джон.
— У тебя были какие-то личные причины, чтобы приезжать сюда на помощь?
— Мои причины тебя не касаются!
Херити перевел взгляд в окно. Его слова имели особый подтекст.
— Вы правы, мистер О’Доннел. — Он улыбнулся священнику кривой улыбкой, которая в отблесках огня имела сатанинский вид. — Разве это не звучит, как одиннадцатая заповедь, святой отец? Не быть любопытным!
Отец Майкл продолжал молчать.
— Вы простите ирландцам их бедные сельские манеры? — спросил Херити.
Джон глядел на Херити. Джок практически сказал, что Херити был боевиком-«прово».
— В нашем мире есть всякие манеры, — сказал Джон. — Как сказал бы отец Майкл, можно простить что угодно, если это не отбирает у тебя жизнь.
— Мудрый человек, — сказал Херити, но голос его стал печальнее.
Отец Майкл сменил положение, потерев руки. Он взглянул сначала на Херити, потом на Джона.
— Вы не все знаете о нашем Джозефе Херити, Джон.
— Замолчите, священник, — сказал Херити.
— Я не буду молчать, Джозеф. — Отец Майкл отрицательно помотал головой.
— Наш Джозеф собирался стать важным человеком в этой стране. Он изучал законы, наш Джозеф Херити. Были такие, кто говорил, что когда-нибудь он будет первым из нас.
— Это было давно, и из этого ничего не вышло, — сказал Херити.
— Что изменило вас, Джозеф? — спросил отец Майкл.
— Вся эта ложь и обман! И вы были заодно с ними, Майкл Фланнери. — Херити компанейски положил руку на плечо Джона. — Здесь холодный пол, но сухой. Я буду дежурить до полуночи, а потом ты будешь бодрствовать до рассвета. Лучше мы проснемся пораньше и пойдем напрямик через поля, чем по дороге. Там есть тропы.