И она танцевала и пела на их языке, которого почти не понимала, но песня была так хороша, а звезды над оазисом так прекрасны, что только глухой и немой мог сдержаться. Потом мужчины стали в круг, обхватив друг друга за плечи, женщины ударили в барабаны, зазвенели флейты, и круг пришел в движение. Дикий танец дикого степного племени. Яркие блики огня выхватывали из темноты то хищное лицо кочевника, то смоляной хвост на макушке Сийгина, то серебряные глаза Ириена, то рыжую бороду оньгъе. Кружились вместе со всеми Яримраэн и Торвардин, что-то весело кричал Малаган, сверкая зубами, и казалось, что пляска не кончится никогда. Рожденные в Пути как никто иной умели радоваться жизни.
— Ешь, хатами, пей с нами, — сказала пожилая женщина в желтом хаву, протягивая Джасс медный ковш с вином.
— Откуда ты знаешь, что я хатами, почтенная эттуи?
Женщина хитро усмехнулась.
— Вся степь знает, что лангер-сидхи по имени Альс и женщина-хатами идут в Чефал взять цену крови со Степного Волка. Дни Бьен-Бъяра сочтены и подобны праху под ногами. Как же тебя не узнать, хатами Джасс?
— О! — только и смогла сказать Джасс.
— Сегодня у нас праздник, моя внучка даст имена своим двойняшкам. Ешь и пей за их здоровье, за их будущую славу и удачу, потому что встреча наша есть знамение, — отозвалась старуха, вкладывая в ладонь Джасс теплую лепешку, и исчезла в темноте и тенях.
— Слова в степи носит ветер, и каждая травинка повторяет их, — напомнил Яримраэн старую поговорку, присаживаясь рядом, чтобы отдохнуть после пляски.
Он завязал, по примеру Сийгина, простой орочий хвост, подобрав все волосы наверх, и его высокий лоб блестел от пота. Вина он, конечно, не пил, но мясо и кашу уплетал за обе щеки.
— У Ириена, похоже, везде найдутся знакомые и друзья. Кто бы мог подумать.
— Отрадно видеть, что ты заметила, какой он… мм… интересный эльф, — одобрительно бросил принц. — Эти простые и бесхитростные люди прекрасно разбираются и в людях, и в эльфах. Не будь Ириен таким, каков он есть на самом деле, они бы не пели и не танцевали с ним в одном кругу. Это знак огромного уважения, Джасс. Тебе и мне поверили только потому, что мы вместе с ним.
— Да, ты прав, я не слышала, чтобы Рожденные в Пути так привечали хатамиток, — согласилась Джасс.
— И не услышишь.
— И не услышишь. Ириен вместе с воинами-горни защищал их становище в год звездопада, когда хисарский владыка попытался истребить род кочевников.
— И давно это было?
— Лет двенадцать назад, если я не ошибаюсь.
— И сколько ему тогда было лет?
— Ай-ай-ай, хатами, ты же знаешь, что у эльфа неприлично спрашивать о возрасте, — снисходительно пожурил ее принц. — Он еще относительно молод по нашим понятиям, если тебя это так волнует. Волнует ведь?
Джасс молчала. Вот он стоит, полуобернувшись, на границе света и тьмы, и странные тени бесприютными стадами бродят по его лицу, превращая прихотливый изгиб губ то в сияющую улыбку, то в хищный оскал, то в хитрую маску.
— Волнует, — призналась она почти через силу.
— Повелительница ветров обнаружила, что у нее тоже есть сердце? — мягко усмехнулся одними глазами Яримраэн. — Не нужно иметь волшебное зрение Ведающих, чтобы понять, глядя на вас двоих, что нет в этом мире более близких душ.
Она склонила голову к его плечу, пряча улыбку. Если и был у Джасс кто-то безусловно родной в этом мире, то это Яримраэн, эльфийский принц-изгнанник. И пусть породнила их хисарская темница, но чем такое родство хуже прочего? Будь иначе, они никогда не смогли бы говорить так откровенно.
— Только… только у меня одна просьба.
— Какая?
— Не сожги его в своем огне, человеческая женщина, — прошептал эльф ей на ухо.
— У него своего более чем достаточно. Мы разные.
— Да. Он готов в любой момент принять смерть, а ты выживешь назло всем. Но вы оба так страстно любите жизнь.
Тон у принца был совершенно несерьезный. Как всегда.
Кочевники начали хлопать в ладоши, задавая изысканно-сложный ритм. Такого Джасс еще никогда не слышала и подошла ближе к большому костру посмотреть, что будет дальше. Внезапно хлопки оборвались, и в небеса взлетела ночной птицей песня. Ее пели в два голоса Унанки и Сийгин, оба обнаженные по пояс, с распущенными волосами. Это было удивительно красиво. Светло-русые с золотом локоны эльфа ветер перемешивал с черными в синеву прядями орка. Один голос вплетался в другой, подхватывал мелодию, и щедрыми горстями бросал ее прямо навстречу звездам.
Там далеко-далеко
В небе, горящем огнем,
Ветер, что рвет паруса
Черным могучим крылом.
Там далеко-далеко
Наш позаброшенный дом,
Радость, печали и гнев
Пеплом рассыпаны в нем.
Там далеко-далеко…
Старая песня, которую часто поют странники на привалах. Но у Джасс защипало в глазах от непрошеных и нежданных слез. Она закусила губу и отвернулась. Сколько лет она не плакала? Пять или больше? Что разбудила в ней эта песня?
Слезы надобно смыть, пока никто не заметил, пока никто не успел ткнуть заскорузлым пальцем в едва поджившую рану.
В тихих черных водах озера толстыми ленивыми рыбами плавали луны, ловили звездную мошкару, не страшась попасться на острый крючок рыболова. Любоваться этим зрелищем можно было до бесконечности, а еще белыми стволами ксонгов, отблесками костров и всеми теми чудесами, что дарует щедрая южная ночь.