К тому все шло, и Джасс не была бы сама собой, если бы по-звериному не чуяла, как неотвратимо надвигается это серое туманное утро. Ночи, опаленные безумием, выжигали обоих до пепла, дни тянулись, как застывающая смола моховых деревьев. И все чаще и чаще Джасс ловила на себе вымороженный изнутри взгляд Ириена, от которого ломило в висках и подозрительно щипало под веками.
Лангеры уже все для себя решили. Яримраэн уехал из города, придумав себе увлечение красивой брюнеткой. Тор с Сийгином ударились играть в тонк, по случаю обобрали до нитки простака-провинциала, целыми днями безуспешно примеривались к новым беспечным жертвам. Но слухи о паре «тангар — орк» разошлись быстрее кругов по воде, и желающих добровольно опустошить свой кошель не находилось. Даже Малаган с Пардом старались не показываться Джасс на глаза. Она их понимала.
Накануне Ириен впал в лихорадочное оживление, способное устрашить кого угодно. Долгие разговоры ни о чем, смешные и не очень байки, какие-то малопонятные воспоминания оставляли во рту привкус железа. Джасс терпела сколько могла, делая вид, что злится, а потом волоком уволокла эльфа в их комнату, раздела донага и разве только не изнасиловала, низведя все душевные терзания к простой, безыскусной постельной баталии с дикими воплями, громкими стонами, искусанными в кровь губами и сведенными судорогой мышцами. Оргия продолжалась далеко за полночь, и соседи по гостинице обогатились за их счет познаниями в любовных позах и ругательствах. Но это все равно ничего не изменило.
— Ты уже не спишь, — сказал Ириен, не поворачивая головы. Он всегда точно знал, спит она или нет.
— Не сплю, — согласилась бывшая хатами.
Спорить она не собиралась. Скинула легкое одеяло, немного помотала босыми ногами над полом, не решаясь коснуться сухой прохладной древесины. То, что вся одежда валялась в самых разных углах, а на женщине была лишь порванная короткая рубашка, значения не имело. Альс неукоснительно соблюдал эльфийские правила хорошего тона. Одеваться полностью, тем самым унижая Джасс, он не посмел, оставив на чреслах исподние штаны. Итак, они были равны.
— Садись, — пригласил он. — Нам надо поговорить.
Джасс расположилась на том же подоконнике, чтобы видеть каждую черточку его лица, не пропустить ни мельчайшего движения, ни самого ничтожного вздоха.
— Говори.
Великие Старые и Пестрые боги, какие у него были глаза! Самые прекрасные и удивительные, какие только бывают в этом мире, прозрачные, яркие, нечеловеческие.
Озера призрачного света на смуглом узком лице.
— Джасс…
Он мог больше ничего не говорить этим ровным и гладким, как озерный лед, голосом.
— Ты слышишь?
— Угу, — кивнула она.
— Я попытаюсь объяснить…
— Давай.
Разумеется, он старался, как только мог. За долгую эльфийскую жизнь проще простого обучиться искусству риторики, набраться красноречия и уметь излагать свои мысли так, чтобы понял самый непроходимый тупица. И, что самое удивительное, Джасс его вполне понимала. Возможно, она сама могла бы сделать подобный вывод и принять аналогичное решение. Скажем… лет через сто — сто двадцать. Да, они попали в западню: из собственных чувств, из долгих лет одиночества, из нерушимых законов чести и дружбы. Попали и пропали. Да, их поймали в ловушку жестокие боги, невольные над своей силой пророки. Их поймали в силки давно истлевшая в своем саркофаге островная королева и убийца ее любимых мужчин Эверанд Завоеватель, схороненный в безымянной могиле, как последний бродяга. Петля затянулась прямо на горле.
Если б могла, она бы разрыдалась, если б умела, то учинила бы скандал, если б хотела, то смертельно обиделась бы. Вот только не получалось ни то, ни другое и ни третье. Ни к чему, бессмысленно и не за что.
А Ириен говорил и говорил, убеждая не столько Джасс, сколько самого себя. И наконец убедил.
— Кинем… монетку? — спросила женщина, пересиливая спазм в горле. — Выпадет руна — сделаем по-моему.
Кинули. Выпала «корона», и Альс стал одеваться. Предельно аккуратно, словно берег свежую, едва затянувшуюся рану. Рубашка, штаны, куртка, сапоги, перевязь. Быстро собрал мешок, разделив предварительно их совместную казну ровно пополам, отдавая дань лангерскому братству. Кивнул на прощание и вышел, плотно и осторожно прикрыв за собой дверь.
Еще можно было крикнуть вслед, даже не крикнуть, негромко сказать: «Вернись». Нет слуха чутче эльфийского. И вернулся бы, прибежал, обнял и попросил прощения… Возможно, даже молил бы о прощении.
И все стало бы как прежде? В том-то и дело, что нет.
Потому Джасс закусила до крови губу и столько, сколько смогла, глядела на туман за окном, проговаривая мысленно слова простого, но действенного заклинания, которому учат всех заклинательниц погоды в Ятсоунском храме на третьем году посвящения. Она не хотела, чтоб корабль Ириена в тумане напоролся на рифы. Что еще она могла для него сделать?
— Джасс… — тихонько позвал ее Пард из-за двери. — К тебе можно?
— Можно.
А оказалось, что уже почти вечер. Что туман рассеялся, с небес глядят ущербные луны и подмигивает золотой точкой маяк. А гиррема уже наверняка ушла за линию горизонта.