Связать Сейдфал по рукам и ногам и заткнуть ей рот было делом плевым. Та могла лишь вращать глазами и немножко извиваться.
— Если хочешь жить, успокойся, — ласково прошептала Джасс на самое ушко принцессе. — Знаешь, где Волк спрятал мой меч?
Связанная женщина помотала головой, отрицая.
— Не знаешь, значит? Это плохо. А знаешь, почему? Потому что мне придется будить Волка.
И тут в голову Джасс пришла новая мысль. Она, ни слова не говоря, взвалила принцессу на плечо и оттащила ее к полупустому сундуку подходящего размера. По прикидкам, Сейдфал должна была уместиться в предложенном пространстве без всякого вреда для себя и своего детеныша.
— Лежи тихо-тихо и доживешь со своим выделком до рассвета, — приказала Джасс напоследок и захлопнула крышку. — А теперь, дружок, мы разберемся с тобой, — сказала она чуть громче.
Бьен-Бъяр наверняка с удовольствием продолжил бы ночной отдых, но спрашивать его желания никто не собирался. У Джасс имелись на его счет несколько иные планы. Он открыл глаза и увидел только блеск широкого кинжала, приставленного к своему горлу. Из тончайшей царапины текла кровь. Та, что держала в руке нож, сидела прямо у него на груди и не по-женски сильными ногами прижимала его руки к бокам. В полутьме он сразу не мог точно разглядеть, кто его оседлал, но Бьен-Бъяр был человеком очень и очень догадливым.
— Хатами…
— У тебя хорошая память, Волк, — усмехнулась женщина. — Теперь быстрей вспоминай, где мой меч?
— Ты смеешься, сука…
— Не дергайся, не дергайся, если жизнь принцессы и наследничка тебе по-прежнему дорога, — сказала Джасс.
Атаман скосил глаза в поисках Сейдфал и никого не обнаружил. От хатамиток можно ждать чего угодно, об их нравах ходят самые жуткие рассказы, и большая их часть истинная правда. Только Великая Пестрая Мать знает, сколько крови пролили ее верные служанки, сколько белоснежных черепов лежат на перекрестках караванных дорог как напоминание о врагах степных воительниц.
— Я не убил тебя…
Джасс покачала головой и сделала еще один разрез на могучей шее степняка.
Сущий пустяк для дубленой кожи и таких мощных мышц.
— Не-э-эт, ты не мог убить меня, не рискуя обрушить на свою голову гнев моих Сестер. Так ведь? Так. Но ты меня бросил умирать на солнцепеке, обокрал и обесчестил. Да, именно обесчестил. Ты и твоя принцесса, вы оба. Я не смогла исполнить свой долг, доставить невесту к жениху в Ан-Риджу, за что несколько месяцев просидела в зиндане у Сигирина. Так что я очень зла на тебя, Бьен-Бъяр.
— Что с того?
— А то, что я тебя убью. И твою потаскуху тоже, вместе со щенком.
— Ты не можешь, хатами, — заявил уверенно Волк.
— Ошибаешься, очень даже могу. Я ведь больше не хатами. Сестры отреклись от меня. Из-за того что не уберегла принцессу.
— Мы можем договориться?
Чего-то подобного Джасс ожидала и даже рассчитывала, что эти слова будут произнесены. Бьен-Бъяр славился своим хладнокровием, в самом безнадежном случае сохранял ясность ума и почти всегда мог рассуждать логично. Никто и никогда не станет разводить разговоры, если твердо намеревается убить своего врага. Если бы взаимный договор был невозможен, он бы уже лежал с перерезанной глоткой от уха до уха, рассуждал разбойничий атаман, а значит, не все так безнадежно.
— Верни мне меч, Бьен-Бъяр, а я кое-что тебе расскажу.
— И не станешь причинять вреда Сейдфал, — добавил тот. — Я ведь могу и вырваться.
— Если успеешь. Так как насчет меча?
— Он тебе так дорог?
— Бьен-Бъяр… — прошипела Джасс и для убедительности больно надавила пальцем на глаз, угрожая его выдавить. — Не отвлекайся.
— Он лежит под изголовьем, под циновкой. Слишком роскошная вещь, чтоб бросать ее где попало.
Свободная рука Джасс змеей метнулась в указанное место. Бьен-Бъяр не солгал. Знакомые бронзовые накладки на ножнах в виде ящериц, привычная шершавость под чуткими пальцами отозвалась бешеной радостью. О, последнее Хемово дитя, ты снова со мной, чудо мое чудное. Так, наверное, чувствует себя мать, обнимая вернувшегося с долгой войны невредимого сына.
Бьен-Бъяр воспользовался моментом и сбросил с себя Джасс, вскочил на ноги, отпрыгнул на другую сторону кровати.
— Куда? А про принцесску ты забыл? — напомнила бывшая хатамитка, вынимая из ножен свою находку. — Ты знаешь, что он с легкостью рубит и металл, и дерево, и плоть? Я успею развалить девку надвое вместе с сундуком. Лучше не шути со мной.
— Ты не сможешь уйти.
— Как пришла, так и уйду. Но прежде скажу тебе, что завтра здесь будет ланга эльфа Ириена Альса. Вот он-то как раз пришел за твоей головой, и с ним договориться не получится. Ты удивительно неуживчивый человек, Бьен-Бъяр, умудрился насолить сразу и хатами, и лангерам. Или ты думал, они простят тебе Элливейда?
— Я не боюсь Альса. Что он сможет сделать вшестером против моей полусотни?
— Почему же вшестером, нас будет восемь. Потому что я обязательно вернусь. Уж больно мне охота полюбоваться, как эльф разделает тебя под свинячью тушу. И полусотня твоя не поможет, — с уверенностью заявила Джасс. — А пока, пожалуй, я пойду. Отодвинься от окошка. Тут ведь не слишком высоко и земля мягкая.
И тут Степной Волк заорал во всю глотку, а она у него луженая, в один миг подняв на ноги весь дом, и, сорвав полог, бросил его на женщину. Джасс увернулась.
Джасс увернулась. Даже безоружный и полуголый, Бьен-Бъяр являлся серьезным противником. Разъяренный бешеный медведь-людоед из чащоб Маргарских гор по сравнению со степным атаманом просто злой котеночек. Джасс увернулась еще раз, поскользнулась и упала, пребольно ударившись локтем. Дом Бьен-Бъяра уже гудел, как растревоженный улей, топот множества ног и крики неслись со всех сторон, а Джасс не могла приблизиться к подоконнику. В нее летели разные тяжелые вещи, но дальше эту пляску продолжать становилось опасно.
«Ириен придет в ярость», — подумалось Джасс.