— Или с Пардом, или ищите других исполнителей, Высокая.
Другой вопрос, каких усилий стоило эльфу оставаться непреклонным. Скажем прямо — всего самообладания, а его у чистокровного сидхи имелись немалые запасы.
— Я добавлю еще двадцать золотых рахн, — попыталась надавить на него Амиланд.
— Вы так великодушны, — проворчал в ответ эльф.
Его глаза казались затертыми древними бронзовыми зеркалами.
Леди Чирот уже успела понять, что спорить с Унанки бесполезно.
— Ладно, господин Джиэссэнэ, будь по-вашему, — сдалась она под невидимым напором наемника. — Но я и спрошу с вас по всей строгости.
— Я даже не сомневаюсь.
Врожденная сдержанность, помноженная на мастерство и самоуверенность, это на самом деле коварнейшая смесь, будоражащая кровь почище самого крепкого тростникового вина. Синие и светло-зеленые глаза встретились в последнем жестком поединке воли. Победил эльф.
— Когда вы сможете отправить детей на прогулку?
— Завтра. А вы будете полностью готовы?
— Разумеется.
— В таком случае аудиенция окончена.
Наемники вышли так же молча, как и вошли.
— Джиэссэнэ, задержитесь.
Спорить эльф не стал и спокойно, тщательно прикрыв двери, приблизился к креслу.
— Я тебя слушаю.
— Дай мне слово, что мои дети вернутся ко мне из степи живыми и здоровыми.
— Даю тебе слово, дэлла, — без колебаний заявил эльф. — Мне поклясться честью и именем?
— Слова будет достаточно, — устало вздохнула женщина. — Мне совсем не нравится твой сородич.
— Ты ему тоже не нравишься.
— Ты потрясающе искренен, Джиэс, — усмехнулась Амиланд, но смешок вышел слишком нервный. — И тем не менее он согласился работать на меня. Ты ему доверяешь?
— Альс — мой друг, и я доверяю ему больше, чем самому себе, если хочешь знать.
— До такой степени, что даже подчиняешься ему? — не удержалась от поддевки леди Чирот.
— Альсу можно подчиняться без всякого ущерба для чести, — весьма серьезно ответствовал Унанки. — Как командиру ему нет равных.
— А выглядит словно обычный головорез.
— Дэлла, эльфы не бывают обычными головорезами. — К Джиэсу наконец-то вернулось чувство юмора. — Эльф может стать жутким головорезом, чудовищем, проклятой напастью, но только не обычным. Но насчет Ириена ты ошибаешься.
— О боги, у него еще и имя такое! — ахнула Амиланд. — Имя демона безумия для него вполне подходит.
— Сейчас мало кто знает ту древнюю сказку… — пожал плечами Джиэс.
— Его счастье, — фыркнула женщина. — Кто бы вообще стал иметь дело с нелюдем, да с такой рожей, да еще носящим имя демона?
— Ты, например.
— Кто бы вообще стал иметь дело с нелюдем, да с такой рожей, да еще носящим имя демона?
— Ты, например. — Улыбка у Унанки вышла неприятно похожей на ту, которая совсем недавно чахлым цветком произрастала на кривой физиономии Альса. — Надеюсь, обе орки тебя полностью устраивают?
— Целиком.
Амиланд обиженно поджала губы. Она искренне полагала, что имеет на Джиэса самое большое влияние, стойко пребывая в этом опасном заблуждении.
— Мне ждать тебя сегодня?
— Нет.
И на безмолвный вопрос, застывший в сапфировом взоре леди Чирот, не последовало никакого ответа. Она хотела было оскорбиться, но по здравом размышлении поняла — эльф снова прав.
Тангар неэстетично жевал душистую смолу дерева хен и, слава всем богам, хоть не сплевывал на землю ядовито-фиолетовую слюну, как все остальные любители этого занятия. Все живые существа в Дарже делились на две примерно равные части по отношению к хеннай — древесной смоле. Одна половина готова была отказаться от хлеба ради кусочка хеннай, а вторая находила ее отвратительной на вид и на вкус, а вид двигающихся челюстей и фиолетовый оттенок языка вызывал приступ тошноты. Альс относился к второй половине. Он старался не смотреть на тангара — высокого молодого парня с по-холостяцки бритым лицом. Пшенично-золотистые косы, заплетенные традиционным способом, делали его широкое лицо еще шире, а черты крупнее. Бороться с отвращением к любителям хеннай было гораздо тяжелее, чем с предубеждением против уроженцев Оньгъена, но Ириен старался вовсю. С того самого момента, как Сийгин привел Торвардина сына Терриара в их компанию. К орку-эш Альс проникся симпатией сразу же, к его закадычному другу — маргарцу Элливейду — тоже. И против тангара не было бы возражений, если бы не злополучная хеннай. А Торвардин, как назло, набивал каждый день полный рот смолой и всю дорогу работал челюстями наподобие термита.
Запасы терпения у эльфа были невелики, и очень быстро он вычерпал их до самого донца.
— Тебе действительно нравится эта гадость? — поинтересовался он, не выдержав внутренней борьбы.
— Какая? — не понял Торвардин.
— Хеннай.
Ореховые очи тангара излучали крайнюю степень изумления. Но его ответ оказался еще более удивительным.
— Жуткая гадость, — признался вдруг он. — Дерьмовый вкус.
— Так зачем же?..
Парень замялся.
— Ну, я наемничать пошел… Смотрю, вроде все это делают. Понимаешь, думаю, надо приучаться, хотя… противно так.
— А мне смотреть противно.
— Честно?
И Торвардин, деликатно прикрывшись широкой ладонью, выплюнул изрядный кусок хеннай в кусты. И с облегчением вздохнул.
— Ты зря мне раньше не сказал. Я б не маялся столько времени, — укоризненно покосился он на эльфа.