«Пожалуй, эльф знал, о чем говорил, когда настоятельно советовал сбрить бороду», — решил Пард и направился к первому встреченному на улице брадобрею. Однако не тут-то было. Цирюльник, по виду чистокровный человек, прогнал его с порога, заявив, что вход в его заведение собакам, свиньям и оньгъе категорически запрещен. Спорить с ним оказалось бесполезно, так как на стороне цирюльника имелся веский довод в лице скучающего полуорка — вышибалы. Следующие пять или шесть попыток побриться тоже не привели к желаемому результату, и в голову к Парду стала закрадываться тревожная мысль о том, что, возможно, и в трактирах к нему могут отнестись подобным же образом. Первая же проба пристроиться на ночлег оказалась столь же плачевной, как и неудавшееся бритье.
На дорогую гостиницу у оньгъенского дезертира денег не хватало, а в недорогих, но приличных заведениях ему решительно указывали на дверь. В дешевые ночлежки для бродяг и больных оньгъе идти не хотелось. Но Пард не слишком расстроился, в конце концов, в природе имелись еще приюты при храмах и ночевка под открытым небом, благо погода стояла хорошая. На одном из бесчисленных базаров Пард сторговал несколько лепешек с мясом и приправами, кувшинчик вина и яблоко. Торговка одарила его на прощание нелюбезным взглядом и пожелала поскорее подавиться, а чумазый мальчонка непонятной породы попытался бросить вслед гнилой помидор, но Пард не обиделся. Ему не требовалось любви и уважения даржанцев, а мощная фигура бойца и тусклая сталь секиры оберегали от наиболее рьяных недоброжелателей. Справедливости ради он заметил про себя, что в родном городе его недавнего спутника Ириена давно бы уж забросали камнями или вздернули на ближайшем дереве.
Жители Даржи оказались не в пример терпеливее оньгъе, они дождались ночи. Ночевать Парду пришлось на берегу реки, среди бродяг и нищих, прямо на голой земле. Засмотревшись на городские чудеса и красоты, он пропустил время, до которого пускали в странноприимные дома, и стража прогнала его прочь. У дезертира должен быть очень чуткий сон, но столько впечатлений, полученных за один день, выбили Парда из колеи, и он бессовестно задрых, позабыв об опасности. Сильнейший пинок под ребра разбудил его среди ночи. Удары сыпались на оньгъе, как горох из дырявого мешка, трещали ребра, кровь мгновенно залила глаза, но грабители вовсе не рассчитывали встретить такой яростный и жестокий отпор. Все-таки Пард был солдатом, и били его не первый раз в жизни. После нескольких ответных взмахов секирой ряды разбойников поредели, и те, кто уцелел, бросились наутек, но Парду от этого легче не стало. Вместе с беглецами исчез кошель с деньгами, а эта потеря означала большие неприятности в грядущем, потому что найти работу в городе, где каждый норовит плюнуть оньгъе вслед, будет чрезвычайно Сложно.
И тут Пард не ошибся ни на йоту. Следующее шестидневье он безуспешно пытался пристроиться подметальщиком, камнетесом, золотарем, забойщиком скота, землекопом и посудомоем. За тарелку ухи и ломоть хлеба он прополол огород на окраине, и то лишь потому, что старушка-хозяйка была почти слепа и туга на оба уха. Она, к счастью, не углядела в работнике уроженца Святых земель. Заглянул Аннупард и в казармы городской стражи, но, увидев, что вся она состоит из обладателей разных долей орочей крови, сразу понял, что даже при успешном зачислении в их ряды его в первую же ночь в лучшем случае ждет только изнасилование. Мытарства дезертира продолжались, доводя бедолагу Парда до отчаяния. Через шесть дней ночевок с бродягами Пард мало чем отличался от постоянных обитателей дна. И все равно в грязном лохматом оборванце даржанцы безошибочно узнавали оньгъе. И гнали отовсюду прочь. Пард, стиснув зубы, продолжал сражаться за свою жизнь, он был упрямым человеком и не привык отступать.
Но злой бог судьбы снова решил потешиться за счет смертного, который даже не верил в него. В тот день, когда ему наконец-то повезло и седой длинноусый бригадир каменщиков после долгих уговоров сжалился, наняв Парда подносить кирпичи, тот свалился в яму и сломал ключицу. Случилось это несчастье в полдень, и никто, разумеется, платить за полдня работы Парду не стал.
Плакать было бесполезно, Пард прекрасно понимал, что до тех пор, пока его плечо не срастется, работы ему не найти. А следовательно, к тому времени без денег он подохнет от голода. Чего-чего, а здравого смысла Парду всегда доставало, и теперь глас рассудка возвестил, что настало время запрятать свою гордость подальше в глубь организма и идти на поиски гостиницы «Грифон». Название само всплыло в его памяти, хотя оньгъе честно старался забыть слова, брошенные эльфом перед расставанием: «Случится нужда — ищи меня в «Грифоне».
Как в воду глядел остроухий. Верно знал, что в Дарже оньгъе не любят. Знал, но специально ничего, ни словечка не сказал.
Эльфийский район Даржи наверняка строился не один век, потому что занимал он целый холм на правом берегу Дой. Из года в год, из века в век там селились эльфы, и не только из Фэйра или из Даррана, но и из далекой Валдеи. Поближе к ним старались держаться и потомки от смешанных браков. Это был целый город в городе, хотя специально никто стеной его от остальной Даржи не отгораживал. Просто по одну сторону от узкой полосы ургезарских садов жили эльфы, а по другую — все остальные. Улицы в эльфьем квартале были чистые, дома выкрашены во все оттенки синего и голубого, а деревьев и цветов имелось больше, чем где-либо еще в Дарже. Пард впервые видел образцы эльфьих построек: дома не выше двух этажей, витражные окна, балконы и непременные внутренние дворики, заставленные здоровенными горшками с розовыми кустами, — и, говоря откровенно, они ему понравились. По крайней мере здесь по улицам не бегали стаями жирные крысы, как в любом оньгъенском городе, а кучи отбросов не заполняли все возможное пространство между домами. Что-что, а даже до самого твердолобого оньгъе, к которым Пард себя не относил, уже должно было дойти, что приятнее жить в уютном домике в тени громадного ксонга среди нелюдей, чем в грязи и нечистотах, но зато среди соплеменников.