Так все и будет. Посреди ночи, в самый глухой ее час. Но пока Джасс лежала на дне своей лодки и смотрела в невинное светлое небо, обманчиво невинное и чистое.
— У тебя будет самый большой могильный курган, Хэй, достойный самого великого воина, — сказала она, улыбаясь золотистым бликам, кружившим под закрытыми веками, там, где отныне жили глаза Хэйбора из Голала, Хэйбора-ренегата…
Возвращаться, даже мысленно, к жизни в Хатами не хотелось. И не потому, что это была плохая жизнь.
И не потому, что это была плохая жизнь. Бывает и хуже. Как ни крути, но сумела ведь чужачка, пришлая и незваная девчонка, стать частью целого общества. Ее пустили в стаю и позволили бегать рядом с вожаком. И, главное, научили чувствовать себя сильной. Каждый миг своей жизни. Научили не сдаваться. И нет разницы, стоит за спиной армия или в чистом поле ты одна против полчища врагов. «Прежде всего, с тобой Пестрая Мать», — учили Сестры. И оставили в конце концов наедине с Предвечной Матерью, не желая вмешиваться в политику степных царств. Сгинь она в хисарской яме, хатамитки и думать бы о Джасс позабыли. Но она вырвалась, она отреклась от Сестер. А так не бывает. Хатами не бывают бывшими, даже после смерти.
— Если они явились за тобой, то надо уходить, — сказал тихо Тор.
— Э-э… нет, лангер, — холодно молвила Джасс, до жути точно скопировав тон Ириена Альса. — Никуда я не побегу.
Хатами мгновенно узнали свою отреченную сестру в дорого и изящно одетой девушке с волосами, прикрытыми тонким покрывалом цвета лиловых сумерек, в сером шелковом платье, расшитом по подолу раранговыми цветами, в изящных сандаликах, украшенных бирюзой и медными шариками. В общем, не оставалось ни малейшего сомнения, что она больше не с ними. Хатами Джасс ушла в мир обычных людей, потому что истинная дева-воин не наденет юбку и не покроет свою голову.
Сэтт Хисарка скривилась от отвращения, Лзиф Чернышка понимающе ухмыльнулась, Одноглазая Баэлс грубо сплюнула на землю, Тимва Даржанка поджала презрительно губы, карие глаза Миции из АйЛоми блеснули застарелой ненавистью. Их кони злобно скалили зубы.
— Как была ты чужой, Джасс, так и осталась чужой, — сказала Лзиф.
Тор сделал крошечный шаг вперед, старательно заслоняя левый бок подруги. По его лицу было видно, что тангар готов совершить тягчайший для своего племени грех — убить женщин. Если они попытаются напасть на Джасс. Да, но женщины ли это?
— Мы остановимся в приюте при храме Пестрой Матери. Придешь завтра в полдень, чтоб мы могли совершить обряд, чужая, — распорядилась Сэтт.
— И не подумаю, — ответила Джасс. — Надо было вершить обряды в яме у Сигирина.
— Ты придешь, если хочешь жить, — прошипела ошпаренной кошкой Тимва.
— Пошли, Торвардин сын Терриара.
Джасс воткнула тангару в руки корзинку, мол, тащи, раз предлагал помощь, и с гордо поднятой головой удалилась с глаз своих бывших соратниц.
— Какие они страшные.
— Ты хотел сказать — опасные, Тор.
— Они там, в Хатами, все такие?
— Нет, — рассмеялась Джасс. — Есть еще уродливее. На Старшую Сестру смотреть жутко. Представь себе тягловую кобылу ростом с тебя, волосатую, как Пард, побитую оспой, веснушчатую и без передних зубов.
— Святой огонь! Несчастная женщина!
— А уж скольких она сделала несчастными, ты себе и вообразить не можешь.
Джасс вовсе не хотелось смеяться, даже над Первой Сестрой, которая, в сущности, была тварью жестокой и коварной и ничуть не более приятной, чем покойный Бьен-Бъяр.
— Тебе страшно?
— Честно? Очень. Хатами могут слишком много, чтоб начихать на их требования.
— Так ты пойдешь к ним завтра?
— Пойду, Тор. Но живой я оттуда уже не выйду, — вздохнула Джасс.
— Так ты пойдешь к ним завтра?
— Пойду, Тор. Но живой я оттуда уже не выйду, — вздохнула Джасс. — Скорее всего.
— Ничего! Не переживай. Альс что-то придумает.
— В том-то и дело…
Именно этого Джасс боялась более всего. Эльф из-за нее рискует нажить себе немало бед. С хатами не шутят, с хатами не воюют, с хатами не спорят, с хатами не ссорятся. А на что способен Альс, можно себе только вообразить.
Что ты станешь делать, девочка-жрица? Чем пожертвуешь, чтобы с мужчиной, сходящим по твоим глазам с ума, не случилось ничего плохого? Чем ты отплатишь тому, кто без устали хранит твой сон и твой покой?
— Дай мне подумать, — только и сказал Ириен, выслушав историю о встрече с хатамитками и о приглашении для Джасс.
Таким тоном сказал, что она посчитала за счастье залезть в уголок проклятущей скрипучей кровати, которую они оба ненавидели всем сердцем. Только потому этой престарелой уродкой еще не растопили печку, что Альс поклялся отомстить внезапно впавшему в крайнюю степень скупости Сийгину, который и купил сие чудовище за гроши. Когда они любили друг друга, то скрип стоял на всю улицу и мешал спать чуткому к отвратительному звуку орку. Тот уже и рад не был, что сэкономил немного серебра.
Но сейчас Джасс не рискнула спорить, свернулась клубочком и могла только видеть четкий черный профиль Альса на фоне света в дверном проеме. Эльф смотрел в пространство, не шевелясь и даже, кажется, не моргая. Видят боги и демоны, он был ослепительно красив в своем душевном и мыслительном напряжении.