Гавейн прикинул критическим взглядом высоту и почесал пятерней в затылке.
Нет. Что бы ни говорила Файервинд, а тридцать локтей в высоту — это серьезное препятствие. Даже верхом на волке его не одолеешь.
А вот вендиец, похоже, не печалится. Или тоже какой камень за пазухой придержал?
Расстелил на земле малый коврик и уселся на него, поджав ноги. Руки на груди сложил, глаза прикрыл и как будто молится. Молись, молись. Вдруг да кто из твоих трех с гаком миллионов богов и поможет.
Ба-ба-ба…
Рыцарь захлопал глазами, а потом и протер их для верности. Также наверняка поступили и почти все зрители.
Коврик с смуглым красавцем стал медленно, но верно отрываться от земли.
Коврик с смуглым красавцем стал медленно, но верно отрываться от земли. Сначала на ладонь, потом на две ладони. Половину локтя, локоть, другой.
Вот он уже завис на уровне первого этажа княжеского терема…
— Сделай же что-нибудь! — взвыл крепыш, дергая за рукав закусившую губу Файервинд.
Чародейка, вся бледная, только руками разводила. Вся Сила ушла на наведение заклятия Образа. Кто ж его знал, что вендиец владеет искусством левитации.
— Чего-чего? — не понял бритт.
— Перемещения тела в пространстве! — пояснил умник Перси. — Типа летать умеет. Они там в Вендии и не такие штуки выделывают. Йоги хреновы!
Между тем ковер благополучно достиг уже второго этажа.
Княжна, до пояса высунувшись из своего окна, с ужасом наблюдала за неумолимо приближающейся к ней перспективой стать женой не того, кого выбрало ее сердце. Смириться с этим, понятное дело, она не могла.
Заметалась по горнице в поисках выхода. Глаза ее натыкались то на один, то на другой предмет, который вполне мог бы сгодиться в качестве оружия. Но ведь нельзя действовать так откровенно.
Вот же блин горелый! Все шло как по маслу. И тут вмешался этот чаехлеб…
Ага!
В белых ручках Светланы оказалась большая глиняная кружка, паровавшая ароматами свежезаваренных трав.
Княжна умостилась возле окна и стала медленно наливать себе душистый напиток в блюдце, чтоб малость остудить кипяток. По рассеянности, ну совершенно нечаянно, поскольку засмотрелась на чудо, летающее у стен отцовского терема, пролила струйку мимо блюдечка…
За окном послышался вопль боли.
Девушка посмотрела.
Ахти, батюшки-светы! Никак расшибся бедолага? Надо же. А ведь был за какой-то локоть до победы.
Вздохнула, хрустнула кусочком сахарку и прихлебнула из блюдца чаю. Ну, кто там следующий?
Никто из четырех оставшихся претендентов (а допустили до прыжков всю шестерку, справедливо решив, что побежденных в скачках нет) не смог повторить рекорда несчастного вендийца.
Выше всех допрыгнул ниппонец. Ему каким-то непостижимым образом удалось доскакать до второго этажа. Но это был предел. Тоже свалился, держась руками за голову.
Настал черед крепыша.
— Как думаешь, доскачем? — наклоняясь к уху Фенрира, поинтересовался Гавейн.
Волк нахмурил брови, как бы раздумывая, зыркнул на вожделенное окошко, потом по сторонам, примериваясь ко всем выступам и вогнутостям стен княжого терема… И кивнул.
— Не подведи, а, — попросил рыцарь четвероногого друга.
Зверь снова качнул головой и, лизнув бритта в щеку, подставил бок. Давай, мол, садись уже, будет лясы точить. Воин послушно уселся в седло.
Фенрир содрогнулся всем телом и начал разбег. Зашел издалека, чуть ли не от самых Серебряных ворот. Сперва бежал тихохонькой иноходью, затем перешел на рысь, перенося тяжесть гигантского тела поочередно на каждую из четырех лап, отчего наездник мотался в седле, точно кукла-паяц, которую дергает за веревочки кукловод.
Достигнув бревенчатой стены терема, волк изо всех сил оттолкнулся от земли и полетел.
— Елы-палы! — выдохнул Гавейн, после чего у него перешибло дух.
Волк допрыгнул до небольшого ажурного навеса над входной дверью, пнул его задними лапами и понесся прямо к галерее, опоясывающей первый этаж.
На ее крыше он на неуловимое мгновение задержался, сделал два скачка, распугав облюбовавших это место голубей, и устремился ко второму этажу, где архитекторы как нарочно вынесли несколько балконов и балкончиков. Один из таковых находился как раз наискосок от окна Светланиной горницы.
Рыцарь глянул вниз, и у него вдруг потемнело в глазах. Ни с того, ни с сего услышал в голове незнакомый голос, вещавший на непонятном языке:
Деви твам пракртам читтам папа-крантам-абхун-мама
Тан-них сарайа читан-ме папам хум пхат ча те намах…
Руки сами собой разжались, бросив поводья. Тело наклонилось… И рыцарь почувствовал, что он… летит. Не как птица, а камнем вниз. То есть падает.
— Кранты папе, абхун маме, — повторил слова чудной песни Гавейн.
И тут кто-то с силой дернул его за шею. Это Фенрир, не замедляя своего полета, успел схватить незадачливого седока за ворот.
Волчище резко дернул головой.
И крепыш опять полетел. Но уже вверх.
— Мать! Мать! Мать!
— Ты че орешь, сокол ясный? — раздался над ухом знакомый девичий голос.
Гавейн посмотрел и обмер. Находился как раз напротив того самого окна, к которому так стремился.
Как же это? И чего он продолжает лететь?
— Задержаться не желаешь? — с издевкой спросила Светлана, хватаясь за пояс милого.