— Ты так думаешь? — нахмурился бритт. — Тогда я не пойду. Ну его на фиг, этого Кукиша!
— Отказываться нельзя, — покачала головой Файервинд. — Наши отношения с Офигениусом и так не проникнуты христианской любовью и дружеской симпатией. Он может воспринять отказ как личное оскорбление.
— Ты думаешь? — с сомнением покосился на ведьму рыцарь.
— В любом случае следует узнать, чего он от тебя хочет. Знать намерения противника — это уже половина пути к победе над ним.
— Будь что будет, я пойду. Хотя сдается мне, ничего хорошего из этого визита не выйдет.
Гавейн вздохнул.
Он догадывался, что могло стать причиной его вызова к епископу. До владыки уже наверняка дошли вести об участившихся встречах рыцаря и княжны Светланы. То они на охоту вместе съездят, то на ристалище приемы обращения с оружием друг с дружкой оттачивают, то в храм божий на службу вместе пойдут. А ведь это нехорошо, когда государева дочка на людях встречается с холостым парнем накануне великого турнира, где будет решаться вопрос о ее замужестве.
— Давайте сделаем так, — предложил Перси. — Когда ты пойдешь во дворец епископа, мы покараулим в каком-нибудь трактире, расположенном поблизости. Если чего, подай нам знак. Постараемся прийти тебе на помощь.
Он посмотрел на чародейку, та согласно кивнула.
— Хороший план. Мне как раз нужно обследовать Лысую гору.
— Чего-чего? — недопонял здоровяк. — Это еще зачем?!
— Ой, долго объяснять, — отмахнулась магичка. — Есть такие места, где наиболее вероятно появление метаморфозов. Вот Лысая гора как раз из таковских.
— А-а-а, — протянул Гавейн, делая вид, что ему все понятно, хотя на самом деле ничегошеньки не уразумел…
Епископ оперся локтем на рукопись, а щекой на руку и с минуту смотрел на рыцаря.
Вот Лысая гора как раз из таковских.
— А-а-а, — протянул Гавейн, делая вид, что ему все понятно, хотя на самом деле ничегошеньки не уразумел…
Епископ оперся локтем на рукопись, а щекой на руку и с минуту смотрел на рыцаря. Ни у кого не было такого проницательного, такого испытующего взгляда, как у владыки Ифигениуса, и Гавейн почувствовал, как лихорадочный озноб пробежал по его телу. Однако не показал виду и, держа шапку в руке, ожидал без излишней гордости, но и без излишнего смирения, пока его преосвященству угодно будет заговорить с ним.
— Сын мой, — начал Кукиш, — ты родом с островов?
— Да, святой отче, — отвечал крепыш.
— Кажется, ты в родстве с дуксом Лотом, повелителем Лотианы и Оркад? И даже с самим Арторием?
— Вы прекрасно осведомлены, — поклонился Гавейн.
А у самого на душе кошки заскребли. Получается, Фига наводил о нем справки. Не исключено, что и об эдикте Птолемея, объявившем их с Перси в розыск, здесь уже тоже известно. Не ошибся.
— Слыхивал я и о том, что некие два рыцаря с именами, очень похожими на прозвища ваши, наделали шума в Империи…
Бритт изобразил на лице полное непонимание.
— Шума?
— Да, что-то там связанное с покушением на особу его величества и попыткой узурпации власти… — Глаза епископа будто пытались проникнуть в самую душу. — Тебе о том ничего не ведомо?
— Никак нет! — по-военному отрапортовал крепыш, кося под дурачка.
— Вот и князю нашему не известно. — Ифигениус сделал паузу. — Пока. И княжне тоже… Что она подумает, ежели узнает, что завела… нежную дружбу с человеком недостойным, умышлявшим противу своего законного государя?.. Думаю, огорчится…
Ишь, как стелет-то. «Нежную дружбу», «огорчится». Сказал бы уж прямо: пошлет на все четыре стороны и дальше.
— Молод был, неразумен, — продолжал его преосвященство. — Но это не оправдание, сын мой. Закон есть закон. Как там у вас, имперцев, говорят: «Dura lex, sed lex» — «Суров закон, но на то он и закон».
Владыка хлопнул ладонью по столу, так что пыль клубом поднялась с его хартий и кодексов. Видимо, часть ее достигла преосвященного носа, потому что Кукиш громко чихнул.
— Желаю здравствовать! — молвил Гавейн, хотя подумал нечто совсем противоположное.
— Спасибо, юноша, — с достоинством ответил епископ. — Ты храбр, но неблагоразумен. Я люблю людей храбрых и с сердцем. Однако у тебя есть могущественные враги, и если ты не будешь осторожен, то погибнешь!
— Что же делать?
— Есть мысли, есть, — погладил усы и бородку Ифигениус. — Можно, к примеру, дать тебе другое имя, чтобы твое не светить. Под ним и на состязаниях выступить сможешь. Ты ведь думаешь о том?
Рыцарь склонил голову. Еще бы не думать!
— А подумал ли, что на состязания сии съедутся знатнейшие люди со всей Европы? И даже из Азии кто-то прибудет. Так вот, между ними могут быть и те, кто, узнав твое имя, запросто обличат тебя. Коли ж получишь другое прозванье — дело иное. Пусть даже в лицо узнают. Скажем, что обознались. Мало ль на белом свете человецей, схожих обличьем, обретается? Мы тебе такие бумаги выправим, кои будут лучшим доказательством! Ну, как бы ты хотел зваться? Можно Лысогором, к примеру, в честь этой горы, где моя резиденция, ежели невдомек.
Или Святогор. Святогор богатырь, звучит, а? Можно и Лысогор богатырь! А можно и Святогор Лысогорович, — неприятно рассмеялся Кукиш. — Как, верно я мыслю?
— Все верно, владыка, — согласился бритт. — Только вот что я могу дать… взамен? У меня ж ничего за душой нет! Гол как сокол, как у вас говорят.