Без помех достигнув ворот, римляне вошли в город.
Эпилог
НОВЫЙ ПУТЬ
— Ты все-таки решила остаться, Динка?
— Не знаю… — вздохнула амазонка. — Пока остаюсь.
— А как же Стир?! — Похоже, Эомай искренне волновался за своего приятеля, не смогшего принять участие в походе из-за недуга, внезапно сразившего поэта в Александрии (поговаривали даже, что его отравили).
— А что Стир? — пожала Орландина плечами. — Пусть приезжает! В Империи поэтов завались, а тут почитай что и нет, так что будет пользоваться успехом…
— Ну, это ты хватила! — крякнул Вареникс, отхлебнул медовухи и вытер тыльной стороной ладони губы. — Поэты, положим, найдутся — хоть Боян, хоть, скажем, Бус Кресень…
Девушка вздохнула.
— Поэты, положим, найдутся — хоть Боян, хоть, скажем, Бус Кресень…
Девушка вздохнула.
Плутон побери!
Сейчас она мирно сидит во дворце киевских государей и провожает Эомая домой, а всего семь дней назад…
Честно говоря, она опомнилась толком, лишь когда ее родной легион втянулся в город, а Эомай, подъехав к ней, спрыгнул с седла и заключил в объятия — аж ребра под кольчугой хрустнули.
А потом осторожно извлек из поясной сумки и протянул ей что-то…
Машинально взяла знакомый медальон и тут кое-что сообразила.
— А почему… — забыв о гремевшей за стенами битве, кинулась она к Эомаю. — Что с сестрой?!
— С Ландой все хорошо, только она не может приехать, — почему-то смутился воин.
— Орланда скоро подарит супругу дитя, а тебе — племянника или племянницу, — пояснил подошедший Потифар. — Тебе придется ее заменить в ритуале.
Тем временем худосочный старикашка стоял возле многолучевой, начертанной на истоптанной земле звезды, демонстративно не глядя на бледную как смерть Файервинд, и изучал работу магички.
— Недурно, — презрительно поджав губы, признал Мар-Гаддон. — Узнаю штучки старой Азимус! Правда, шестой и двенадцатый лучи замкнуть следовало знаком Зхро, а ты зачем-то Мост Иштар воткнула…
— Не время болтать, — сурово прикрикнул первый министр Империи. — Приступаем немедленно.
Из скромной заплечной котомки он извлек, Орландина даже не поверила, священный жезл бога Луны и Мудрости — сокровище, хранящееся под семью замками в александрийском храме Тота.
Старик ти-уд, презрительно посмотрев сначала на жреца (видели, мол, мы такие игрушки), а затем на Файервинд (гляди, и мы не лыком шиты), вытащил из-за пазухи серый кристалл.
— Глаз Темного! — пробормотала чародейка, ошалело вращая глазами.
— Не отвлекайся… ученица, — пожал плечами Мар-Гаддон.
Она покрепче перехватила посох.
Подошедший Вареникс вынул из ножен меч. Грубой ковки, из почти черного железа, с рукоятью, вырезанной из какой-то окаменевшей кости.
— Надо же! — непритворно изумился Мар-Гаддон. — А я думал, Мечей Сварога уже не осталось!
— Не дождетесь, — рассмеялся леший. — Ладно, тут, я вижу, уже работа сделана. Давайте, братья… и сестры, — кивок в сторону Орландины и Файервинд, — становитесь.
— Как? — переспросила магичка.
— Становимся Рукой Бога, дура! — рассердился не на шутку ти-уд. — Мало я тебя порол!
Они стали внутри звезды — четверо рядом, а пятая, Орландина, немного в стороне — четыре пальца и большой.
Потифар поднял жезл Тота и направил его в сторону Золотых ворот. Камень в руках Мар-Гаддона внезапно вспыхнул иссиня-бирюзовым блеском. Посох Файервинд в ответ издал глухое низкое гудение. И чистым звоном отозвался древний меч лешего. А Дивьи Ключи в ладонях Орландины вдруг засияли как осколки солнца.
Издалека донеслись громкие крики стоявших на стенах киевлян, и, вторя им, заревели и завыли навьи. Но не так, как раньше. Сейчас впервые в их голосах чувствовалось нечто живое. А именно страх.
Сейчас впервые в их голосах чувствовалось нечто живое. А именно страх. Нет не так — СТРАХ!
Из круга вырвался свет, устремившись в сторону, откуда слышались вой и рев. Казалось, солнечная река изливается прямо из земли, поднимается вверх, в небеса, и извергается куда-то за стену — волшебство набирало силу.
Творившие волшбу не видели того, что предстало глазам потрясенных защитников Киева.
Метаморфы, охваченные странным свечением, оказались словно замурованными в прозрачном мерцающем кристалле. А волшебная сила, не останавливаясь, текла дальше, уходя куда-то за горизонт.
А потом вдали, на западе, над стеной леса вознеслась в небо радужная колонна. Вознеслась и бесследно погасла.
И вместе с ней сгинули, исчезли неподвижно замершие полчища чужих тварей. Сгинули их мертвые тела, пропали пятна гнусной клейкой жижи, пачкавшие землю и стены, улицы Киева и окрестные леса.
За какие-то несколько секунд магия завершила свою работу, избавив Геб от мерзости, пришедшей с изнанки мира.
Следующие часы сохранились в памяти Орландины как какой-то безумный водоворот радости, веселья и торжества.
Ликующие пляски и песни на улицах, пиры и возлияния в каждом дворе, в каждой даже самой убогой хатке, какое-то совершенно безумное радостное ощущение, которого словами не передать, а можно лишь ощутить…
За всей этой кутерьмой даже выздоровление Велимира не произвело большого впечатления. Вывел его из запоя, как ни странно, противный старикашка Мар-Гаддон, при этом презрительно фыркнув на Файервинд. Как выяснилось, государь Куявский все это время просидел в тайных покоях под флигелем прислуги, которые соорудил в старом подземном ходе на случай заговора и смуты (тут-то и стал понятен странный интерес князя к математике да механике).