Шагах в ста от переднего края выстроились здоровенные косматые монстры, напомнившие Орландине африканских обезьян хорилл. Потом передние ряды слились в кучу и двинулись вперед. И синхронно с ними переместились обезьяны, словно подталкивая собратьев вперед.
Подталкивая?..
И амазонка поняла…
Поискала глазами Люта, но его не было видно. Наверняка ослушался ее приказа и сунулся в самое пекло, на передовую. Вот уж душа неуемная. Надо будет всыпать ему за нарушение дисциплины. А еще вроде в имперских войсках служил. Ха! Она ни за что не поверит, что не получал палками по пяткам за свой норов. Но это потом, после…
Плюнув на все, она побежала к стрелкам, возившимся вокруг наскоро сколоченных метательных машин.
— Готовьте катапульты! — закричала. — Стреляйте по шестой шеренге — по мохнатым!
Никто не потребовал у нее объяснений — воины кинулись выполнять приказ.
— Катапульты готовы, матушка воевода! — отрапортовал ей запыхавшийся парнишка, вбежав на раскат стены.
— Отлично, — одобрила его воительница.
Хотя в обращении «матушка воевода» послышалась то ли легкая издевка, то ли неловкость. Понятное дело — впервой киевлянам пришлось иметь над собой военачальником женщину. А что поделаешь, раз князь до сих пор «хворает» (даже вмешательство вернувшегося архиепископа не помогало).
— Передай, чтобы стреляли по задней шеренге, где стоят обезьяны… Они подпитывают основные силы.
Гориллообразные навьи, попав под прицел катапульт, не дрогнули и спустя короткое время полегли почти все. И сразу напор ослаб.
— Ладно сделано, — прогудел у нее за спиной Вареникс. — Молодец, дочка!
Князь лесной, закованный в полный чешуйчатый до-спех персидской работы (подарок княжны), одобрительно кивнул.
Девушка не ответила, обдумывая свое открытие.
У навья, оказывается, все ж был разум!
Не такой, конечно, как у людей, сатиров с лешими или дельфинов. И даже не такой, как у пчел и муравьев. Каждый из метаморфусов имел набор самых примитивных инстинктов. Но когда они собирались большой толпой, то нечто разумное в их поведении возникало. Можно ли с ними договориться?
Орландина поделилась своими мыслями с чародейкой и лешим.
— Нет, вряд ли, — покачала головой ведьма. — Судя по тому, что я о них уже знаю, они не пойдут ни на какие сделки и соглашения.
Как бы там ни было, но разум тварей, делая их опасными, сослужил людям добрую службу.
Если дикие навьи очертя голову лезли на рожон, разменивая десять своих за одного человека, то сверхразум орды такого позволить не мог — ведь если чудищ станет слишком мало, то он исчезнет, а первое, что есть у всякого хоть чуть-чуть мыслящего (даже у безмозглой почти ящерицы), — желание избежать смерти.
И ревущая, стрекочущая, мяукающая, лающая толпа отхлынула от стен, отойдя на перегруппировку.
Отступление было встречено радостными воплями.
— Мы победили! — провозгласил появившийся на башне отец Кирилл. — Всем по чарке водки! Слышите, дети мои?! Лют, головой отвечаешь за раздачу!
Слова владыки, мигом разнесшиеся по стенам и под ними, были встречены радостным гулом.
— Всем по чарке водки! Слышите, дети мои?! Лют, головой отвечаешь за раздачу!
Слова владыки, мигом разнесшиеся по стенам и под ними, были встречены радостным гулом.
— Почтенная, а ты что хмуришься? — обратился владыка к магичке. — Мы же победили!
Файервинд грустно вздохнула:
— Да, святой отец, это так. Но мы не продержимся долго. Каждый новый штурм будет уносить жизни защитников, а эти твари вновь и вновь станут приходить из своего мира. У нас так очень скоро не останется армии. Вспомните об участи царя Пирра…
Штурм возобновился после полудня.
Навьи атаковали восточную стену, и им почти удалось прорвать оборону.
Сотни темных, безликих тел лезли в образовавшееся отверстие, прорываясь в город. Бойцы перекрывали им путь.
Кругом царил хаос. Тела корчились в агонии, их сминали наступавшие черные ряды. Мечи рубили, когти рвали тела. Трупы — людей и метаморфусов — лежали в проломе стены почти до самого верха.
Но все равно части монстров удалось прорваться в город.
Воины, не жалея жизней, снова и снова отбрасывали их назад — за стену. Сражение то приближалось к пролому, то откатывалось вновь — ни одна из сторон не могла добиться преимущества.
Ярость выплескивалась в отчаянном крике, воплях и проклятиях, которым отвечал не менее яростный и бессмысленный рык тварей.
Битва разгорелась с новой силой.
Владыка Кирилл сражался плечом к плечу со своими дружинниками. Псы Господни не без гордости взирали на своего духовного пастыря. Все дружинники заметили, что с их преосвященным после возвращения в столицу произошли разительные перемены. Если раньше воины еще хорошенько подумали бы, выйти вместе с епископом на поле боя или нет, то нынче у них не было ни малейших сомнений. За этого Кук… то есть отца Кирилла любой из них готов был жизнь отдать.
Да и сам владыка то и дело бросался им на помощь, норовя собственной грудью заслонить «чад своих возлюбленных». И раньше за ним замечалась ухватка во владении мечом, но теперь проявились повадки бывалого и опытного воина.
Уже не одну вражину иссек преосвященный в зеленую кашу. Его доспехи были буквально заляпаны этой зловонной жижей. Лишь наперсный крест ярко поблескивал золотом. Как ни странно, его не коснулась ни одна смрадная малахитовая капля.